Трудно быть солнцем
Шрифт:
– Вы только посмотрите на него! – говорил он, бережно держа в руках младенца. – Какие розовые щечки, какие голубые глазки. Чудный малыш, правда же?
Я никогда еще не видела старого Феликса таким заботливым и нежным. Надо же, этот распутник может быть удивительным дедом!
Выходя из дворца, чтобы прогуляться по саду, где били фонтаны, я заметила одинокую и сгорбленную фигуру, которая притулилась на скамейке. Настенька! Как же я могла забыть о бедной девушке! Какая же я бессовестная эгоистка, обещала Настеньке помочь, а сама, в суматохе убийств и увлеченная Уссольцевым,
– Здравствуй, милочка, – сказала я.
Девушка, к которой я подошла неслышно со спины, вздрогнула и обернулась.
Боже мой, я запомнила Настю живой, полненькой, симпатичной пейзанкой, а передо мной была ее тень – бледная, высохшая, с темными кругами под красными, заплаканными глазами. Ее волосы, которые всегда были для меня предметом зависти, теперь безжизненно висели патлами, утратив яркий блеск, губы потрескались. Настенька выглядела на десять лет старше. Она была облачена в безразмерное старое платье.
– Елена Карловна, – сказала он лишенным эмоций голосом, – я рада вас видеть.
Я оторопело смотрела на девушку. В чем причина ее разительной перемены?
– Настенька, деточка, в чем дело? – спросила я, присаживаясь рядом с ней на скамейку. – Расскажи мне! Ты выглядишь, как призрак! Прошу тебя!
Девушка слабо усмехнулась, и эта улыбка была более похожа на гримасу боли и отчаяния, чем на добрую улыбку жизнерадостного ребенка, каким Настенька была всего несколько месяцев назад.
– Ты же была в подмосковном поместье князя, – сказала я. – Ты вернулась?
– Князь приказал, – ответила Настенька. – И я рада, что вернулась в Староникольск. Они держали меня там в темной избе, боясь, что я сбегу.
– В чем дело? – требовательно произнесла я. – Настя, ты обязана мне все рассказать!
Девушка мотнула головой:
– Я не могу, Елена Карловна. Я не могу…
– Но почему? – Я прижала к себе малышку. – Деточка, я смогу тебе помочь. Если отец над тобой измывается или тебя домогается молодой князь… Поверь мне, я смогу тебе помочь, деточка!
Бедное дитя, вздрагивая, как загнанная охотниками лань, плакала у меня на груди, не в силах вымолвить ни слова. Я гладила ее по головке, стараясь утешить.
– Помогите мне, дорогая Елена Карловна. Вы единственный в этом мире человек, который может помочь мне, – сказала Настенька, немного придя в себя. – Все дело в том, что…
– Анастасия! – раздался ворчливый голос ее отца, проклятущего Никифора, который обладал удивительной способностью возникать в самый неподходящий момент.
Девушка была готова доверить мне свою тайну, но из оранжереи, держа в руке корзинку с орхидеями, появился дворецкий. Его свиные глазки заметались, когда он увидел, что Настенька плачет у меня на плече. Он испугался, этот Никифор, ох как испугался!
Уронив на землю корзинку с цветами (теми самыми орхидеями тигровой раскраски, одну из которых убийца оставил в будуаре Серафимы Никитичны), он буквально бросился к дочери, схватил ее за запястье и оторвал от меня.
– Мерзавка, пошла к себе в каморку! Что ты себе позволяешь! – завизжал он на Настеньку.
Девушка, снова заплакав, бросилась во дворец. Я хотела последовать за ней, но дворецкий преградил мне путь. В руке у него были зажаты блестящие садовые ножницы, которыми он угрожающе размахивал перед моим носом.
– Куда, мадам! – с пеной у рта сказал он. – Вы нанесли визит ее сиятельству княгине, вот и проваливайте прочь! Это вам не вокзал, чтобы шастать по всем закоулкам!
– Что вы сделали с Настей? – требовательно сказала я. – Из-за чего ваша дочь превратилась в привидение? Вы ее бьете, Никифор? Я доложу обо всем в полицию!
– Да хоть государю-императору! – захохотал наглым тоном дворецкий. – Моя дочь – что хочу, то и делаю. А теперь прошу вас выйти вон, госпожа Олянич, иначе…
Секатор в его руке угрожающе защелкал. Я была вынуждена удалиться. Никифор, собрав рассыпавшиеся орхидеи, побежал во дворец. Я вышла из-за ели, за которой спряталась, и решила во что бы то ни стало поговорить с Настенькой. Бедной девушке требуется моя помощь. Моя и, возможно, помощь Арсения Поликарповича. Мы не оставим ее в беде!
Внезапно окно на втором этаже дворца распахнулось, я увидела Настю. Она бросила мне что-то и немедленно закрыла окно. Я присмотрелась: около девушки возник Никифор, который, грубо пихнув ее, погнал куда-то, наверняка в ее жалкую каморку.
Я поспешила поднять с травы то, что бросила мне Настенька. Это было пресс-папье, завернутое в бумагу. На бумаге торопливым детским почерком было написано: «Дорогая Е.К.! Очень вас прошу, будьте сегодня в 11 вечера около входа на кладбище, мне надо с вами поговорить. Помогите мне! А.».
Я была очень рада записке Настеньки. Она просит меня о помощи! Я обязательно помогу ей! Я ни за что не брошу Настеньку на произвол судьбы!
Вернувшись домой, я позвонила Арсению Поликарповичу, дабы обратиться к нему за советом, однако вдова Любимова, моя троюродная сестра, которая сняла трубку, сообщила, что ее постоялец еще утром уехал в Москву.
– Он обещал вернуться завтра утром. Сказал, что уехал по очень важному делу. И добавил, что скоро придет конец убийствам. А как у тебя дела, Лена? Говорят, Арсений Поликарпович ухлестывает за тобой?
Не желая удовлетворять праздное любопытство вдовы, я сухо попрощалась и положила трубку. Значит, Арсения сегодня вечером не будет в городе. Произошло что-то важное, иначе бы он предупредил меня о своей поездке в Москву. Но это вовсе не значит, что я брошу на произвол судьбы бедную Настеньку. Я одна отправлюсь на ночное рандеву с ней.
Я еле сумела дождаться вечернего часа. Что же скажет бедная девочка, какую тайну откроет мне? Я даже не догадывалась. Около половины одиннадцатого я засобиралась в путь. До кладбища было не так далеко, но я не могла оставаться в особняке. Карлуша давно спал. Поцеловав сонного мальчика, я оделась потеплее и вышла из дома. Погода разительно изменилась. Еще днем сияло солнце, было покойно и тихо, ночью же поднялся сильный ветер и накрапывал дождь. Ну что же, на дворе стоял сентябрь, погода портилась моментально…