Трудно быть замполитом
Шрифт:
Сквозь шум в ушах, донесся голос хозяина, перекрывающий веселье остальных:
— Хорош ржать!!! А ты… Сколько говорить, дотерпи, пока дойдем!
— Так он ее уж распечатал бы! Чтож мне, после такого заморыша, вторым идти?! Ониж почти зацеловались… У-у-у, бабы, им лишь бы рожу покрасивше! Лучше уж покойницу, чем после такого…
С каждым его словом, «караванщикам» становилось все сложнее сдерживать гогот.
— Чтож за бестолочь… Ай, чего теперь жалеть? Все одно, вторая девка ни к чему, только из-за дырки передеремся. Клеберкой меньше, Клеберкой
Глядя, как закатываются глаза Коллет, как ослабевает поток крови из ее шеи, чувствуя, как холодеют ее ладони, я просто стоял, не в силах ничего предпринять. Бежать? Куда? Зачем?
От себя не убежишь, лейтенант. Как не старайся.
— И то верно, рожей он, кажись, вышел…
Подойдя ближе и бесцеремонно отпихнув от меня захлебывающуюся кровью девушку, рябой вдарил арбалетом по моему черепу.
Чтож так не прет-то…
Глава 2
Мгновенная карма
Во дворе давно брошенной крепости наступило время обеда. Поросшие мхом обломки каменной башни служили столами и лавками для усталых пленников, сменивших молотки на миски.
— До последней ложки жрать!!! — грозил безухий, проходя мимо нашего «столика». — Хоть крошка в чане уцелеет, каждому ноздри вырву!
Мои соседи с удвоенной силой застучали ложками, хлебая мерзкое варево из пшена и квашеной сельди.
— Людоеды они, вот кто… — заговорил молодой, едва безухий прошел мимо. — Как индюшку на убой откармливают.
Остальные скривились:
— Зараз видать, городской. Гдеж то видано, чтоб с убойной скотины семь потов сгоняли? От трудов мясо жестит, зубы поломаешь.
— Во-во! Бандиты они, каких тысячи, а никакие не людожоры! А мы им надобны, чтоб крепость починять! Вот выстроим и отпустят!
Молодой только фыркнул и стрельнул глазами в останки башни, под которой сидела одинокая женская фигура:
— Тогда она на кой-сдалась? Работать не работает, стирать не стирает, ноги и те не раздвигает. Десерт она! — заметив непонимание, он добавил. — Ну, лакомство. Как соня в меду или ребро баранье…
Мужики захлопали ртами, подбирая оправдания:
— Та онаж страхолюдна, чего там насильничать?! Впотьмах с мужиком спутаешь!
— Во-во! Шишка, поди, больше твоей! И с благородных, сразу видать! Выкупа ради держат!
Троица продолжала спорить вполголоса, изредка поглядывая на меня, ожидая, чью сторону примет «свежачок», но, как и вчера, болтовня интересовала меня еще меньше той гадости, что давали на обед изо дня в день. Со смерти Коллет прошло два дня. Два дня я гну спину и сношу плевки бандитов вместе с остальными пленниками. Два дня, как я стал послушной скотиной, которая боится даже думать о побеге.
Дело не в моих страхах или слабости, а в Коллет, которую не оставили в покое даже после смерти. В момент, когда они начали друг за другом «пользовать» остывающую плоть, побег стал невозможным.
Ни для меня, ни для бандитов.
Ковыряясь ложкой в вонючем вареве и отгоняя от себя воспоминания о позеленевшем
Не считая женщины возле стены, лагерь бандитов вмещал восемь пленников, ровно по одному на каждого пленителя. Выкупы бандитов не волнуют, иначе Коллет была бы жива. Крепость им тоже неинтересна, ибо здесь нет ни одного каменщика. Только караванщики с крестьянами, которых угнали на дороге и уже с пару недель заставляют катать камни и колотить строительные леса.
Долгая служба в армии научила отличать работу от ее имитации. Вся эта починка крепости не более чем кантик на сугробе или покраска травы. С чем бы не пленники не трахались, лишь бы затрахались и не задавали правильных вопросов.
А вопрос простой: Зачем? Зачем бандитам все это, зачем им работяги? «На мясо», как заявляет этот парнишка? Сомнительно. По словам мужиков, за полмесяца «отпустили» ровно одного. Тому кипятком с чана досталось, когда клей с сосны вываривали. Кожу обожгло и его по ранению «освободили», снарядив в дорогу и позволив попрощаться с остальными.
Понятное дело, просто прирезали по тихому, но все же… Маловато «мяса», за полмесяца-то.
Перестав таращиться на остывшую миску, я поднял взгляд на стену. Рябой нес караул, баюкая на коленях новенький арбалет. На меня смотрит? Кажется, да.
Ладно, гадать можно сколько угодно, но разведка боем куда быстрее. Чего мне терять-то…
Когда надзиратель опять оказался у нашего валуна, я впервые за два дня взялся за еду, но вовсе не из-за голода.
— Ах тыж… — хватаясь за глаз, безухий только сильнее размазал комок из гнилой рыбы и пшена.
Мужики мигом побелели, даже соседние «столики» перестали чавкать, с ужасом глядя, как я снова заряжаю ложку и стреляю едой в «самого страшного надзирателя». Годы практики в детдоме не прошли даром, и новый комок угодил аккурат в сыпящий проклятиями рот, заставляя безухого рассвирепеть еще больше.
Провокация сработала, «пахан» ринулся ко мне, сходу хватая и макая лицом в миску:
— Смелый да, смелый?!
Отвратительное варево забиралось в ноздри и насиловало вкусовые рецепторы, однако я не сопротивлялся. Только сучил руками да жалобно хрипел, демонстрируя как же мне больно. Как вот-вот захлебнусь, как…
В камень ударило нечто железное и с истеричным звоном отскочило, погружая двор в могильную тишину. Безухий отпустил мои волосы, позволяя выплюнуть шмат потрохов.
— Ты чего затеял, высерок?! В кого метишь?!
— Своего мордуй, а моего не тронь! — орал со стены рябой, заряжая арбалет. — Самого видного себе прибрал, еще и чужих поганишь?!
— Закрой пасть!!!
Поставленный голос «пахана» выдавал его гвардейское прошлое. Эхом катясь по двору, команда заставляла пленных утыкаться в миски, караул у башни вытягиваться по струнке, а рябого стрелка обиженно дуть щеки. Бормоча под нос проклятия, он отвернулся, понуро укладывая арбалет на колени, будто ребенок любимую игрушку.