Трудно отпустить
Шрифт:
Что-то не так.
Не знаю точно что, но Хантер играет совсем не так, как в прошлый раз.
Он не может предсказать следующие несколько передач противника прежде, чем они происходят. Никакой зрелищности – он только уворачивается от защитников, при этом не выпуская шайбу. Никакой свирепой решимости забить гол.
Обычно мне глаз от него не отвести, потому что легкость, с которой он играет, приводит в восторг. Сегодня же я морщусь всякий раз, когда шайба оказывается у него. Как если бы он был
Но Хантер не пытается забить.
Нет, вместо этого он передает шайбу кому-то еще и откатывается назад, будто не является центральным нападающим.
Играй «Лесорубы» на собственной арене, зрители бы освистали его за каждую передачу. Здешняя же публика, хоть и чувствует, что что-то не так, продолжает радоваться, ведь подобное поведение им только на руку.
Кто-то сбросил короля террора с трона, а это нехорошо.
Когда мой телефон начинает вибрировать, я рада отвлечься от счета, что отображен на табло.
Леннокс.
Грустно, что даже не ответив, я уже готовлюсь защищаться.
– Эй, Лен, – говорю я, отходя в дальний угол зоны для прессы и зажимая второе ухо пальцем. – Что стряслось?
– Просто звоню узнать, как ты.
– С какой целью?
– Просто так, – отвечает она, но я провела с ней достаточно времени, чтобы понять – она что-то разнюхивает.
– Так ты позвонила, чтобы узнать, как у меня дела? – Не припомню, когда в последний раз кто-то из моих сестер делал подобное.
– Да, а еще… ладно, не бери в голову.
Ну вот, приплыли.
– Что такое? – Честно говоря, она выбрала не лучший момент.
Команда противников забивает, и толпа приходит в неистовство. Я, стоящая на задних рядах, вытягиваю шею, чтобы посмотреть повтор на гигантском экране. Удачный удар.
– Кто забил? – спрашивает она.
– «Патриоты».
– Фу, – отвечает Леннокс, и я улыбаюсь, пока не вспоминаю про то, как она пыталась притвориться скромницей.
– Что тебе надо, Лен?
– Просто хотела узнать, как продвигаются дела с Мэддоксом.
– Я уже пообщалась с ним, но не о нас.
– О нас?
– О КСМ, – раздраженно уточняю я.
– Да, конечно, – отвечает она, но звучит совсем не убедительно. – Со стороны отца было неправильно поручать тебе Мэддокса.
Я открываю рот, но снова прикрываю его. Мне хочется сказать многое – согласиться, попросить сочувствия, рассказать о том, каково было снова увидеть Хантера, но я не делаю этого.
– Это же бизнес. Я справлюсь.
– Не забывай об этом.
–
– Ведь между вами был не только секс.
– Спасибо, что заметила, но ты не права. Только секс между нами и был. – Разве мои чувства к нему были настолько заметными?
– Я не то хотела сказать. Просто я знаю, что тебе пришлось нелегко.
– Ничего страшного, мне не впервые причинили боль.
– Легко сказать, но трудно сделать, – бормочет она.
– К чему ты клонишь? – интересуюсь я, готовая закончить этот разговор как можно скорее.
– Если переспишь с ним, все кончено. – Ее прямолинейность могла бы застать меня врасплох, но этого не происходит. Леннокс всегда недоставало деликатности. В ответ я лишь молчу. – Не хочу портить веселье, но если переспишь с ним…
– Не беспокойся.
– …тогда другие клиенты решат, что он пользуется особыми привилегиями…
– Ты что же, отчитываешь меня? – произношу я сквозь смех. – После того фиаско, что случилось, когда ты переспала с Харди? Серьезно?
– Это совсем другое дело. На этот раз ставки слишком высоки.
Когда она замолкает, на арене начинает играть песня, которой подпевают зрители. Я же только рада отвлечься.
– А кого ты должна привести в «Кинкейд»?
Из-за того что она молчит, я даже наклоняюсь, как будто могу слышать то, чего она не произносит… и жду.
– Я еще не знаю.
– То есть не знаешь?
– Папа сказал, что нам следует переманивать клиентов по одному. Чтобы все не выглядело как поглощение врагом… или же он привел другую странную аналогию.
Я смотрю на игру, что разворачивается передо мной. На «Лесорубов», что проигрывают не без помощи Хантера.
– Так получается, я…
– Любимчики учителя всегда первыми получают шанс повеселиться, – напевает Леннокс. Она позвонила, чтобы позлорадствовать… или убедиться, что я все не испорчу, потому что, давайте будем честными, когда она думала о ком-то, кроме самой себя?
Что бы она делала без модных штучек, которые входят в обязанности спортивного агента, если бы КСМ разорилась? Бог ты мой, это лишило бы ее внимания, которое она всегда так жаждет заполучить.
Я не наивна, так что понимаю – ее беспокойство хоть и искреннее, но в основе его лежат эгоистичные причины.
Но что же задумал мой отец? Понятно, почему он не хочет объявлять Сандерсону открытую войну, но разве это настолько важно, чтобы я позабыла о собственной жизни?
– Мне пора, – бурчу я.
– Нет, подожди.
– Что? – бросаю я. – Разве ты можешь сказать что-то еще, в чем не будет прятаться двойного смысла?
– Послушай, наш разговор не задался. С самого начала.