Трудности белых ворон
Шрифт:
— Иди ты! Во дает Андрей Василич! А я всегда его тихоней считал, зайчиком этаким, насквозь интеллигентным…
— Ну вот, как видишь, и заяц себя в одночасье волком почувствовал. Особенно если зайчиха у него – Шурочка, — наконец решилась поднять на него вмиг запавшие глаза Люся.
— Вон оно что… Ну, а как прекрасная Александра это все пережила?
— Да как, как… Сам увидишь. Еще наедет на тебя с этой темой, мало не покажется…
Она посидела еще немного над телефонной трубкой, покачиваясь из стороны в сторону, как маятник. Потом, тряхнув головой, пробормотала тихо себе под нос:
— Так…Куда же я
— Какого Гришковца?
— Подожди, не сбивай меня, сейчас вспомню…Ага, вот!
Резво соскочив со стула, она быстро умчалась в прихожую, долго шуршала там чем–то, приговаривая: « Вот нищета медицинская хренова, не может себе никак мобильник купить… А вдруг его дома нет? Как я ему позвоню–то? И Гришковцу не позвонишь, у него вчера еще деньги на счете кончились…Ой, нашла…»
— Глеб, я нашла! — примчалась она обратно на кухню, держа в руке клочок какой–то квитанции. — Вот отца телефон теперь домашний… Сейчас позвоним…
Она торопливо набрала номер и долго слушала исходящие из трубки монотонные равнодушные гудки, замерев и отрешенно глядя на Глеба, как будто он не имел ко всему происходящему никакого отношения. Потом радостно вздрогнула и затараторила отчаянно:
— Ой, пап, привет! Как хорошо, что ты к трубке подошел…Пап, я по делу звоню… Я понимаю, что ты рад… Да не прячусь я, перестань! Пап, давай потом, я ж тебе говорю – я по делу! У тебя знакомые в Онкоцентре есть? Нет? Ой, да ничего у меня не случилось. Со мной все в прядке. Это для Глеба… Да, приехал…Папочка, помоги ему, а? Нет, я не знаю… Он просто хочет уточнить диагноз, и все. Лимфосаркома…Что?! Пап, ну ты чего… Да, он рядом…Дальше? А я не знаю, что дальше… Так поможешь? Да, понятно… Пап, тогда завтра утром мы у тебя! Да, я понимаю… Нет, давай без звонка! Мы приедем к тебе утром! Что? История болезни? – она замолчала растерянно, взглянула быстро на Глеба и, увидев, как он торопливо трясет головой, тут же продолжила решительно: — Да, пап, с собой. Ну все, в восемь утра мы у тебя!
До завтра…
— Люсь! Ну? Что он сказал–то? Плохо все, да? — осторожно, будто заискивая, спросил Глеб. Ну чего ты молчишь–то, Люсь…
Аккуратно положив перед собой на стол трубку и сложив руки одну на другую, как прилежная школьница, она снова уставилась на нее широко раскрытыми, полными удивленного ужаса глазами и провалилась куда–то в мыслях своих, или оглохла на время. Хотя голове что–то настырно все равно позванивало, странными такими звуками, будто знакомыми…
— Люсь, не слышишь — в дверь звонят? – снова затормошил ее Глеб. – Иди дверь открой, Люсь!
Как солдат, подчинившийся приказу, она развернулась неуклюже всем корпусом и пошла в сторону прихожей. Распахнув настежь дверь, сходу ткнулась невидящим взглядом в шикарный букет белых роз, над которым сияли навстречу ей радостные глаза Ильи Гришковца. Подняв голову, она так же удивленно и долго смотрела в его счастливое лицо, будто не узнавая, с горечью думая о том, что всего лишь каких–нибудь полчаса назад оно было б здесь очень даже к месту и ко времени, а ее лицо было бы, наверное, еще более придурковато–счастливым… Потом, резко встряхнув головой, деловито взмахнула рукой в сторону кухни:
— Так, проходи… Цветы поставь там в вазу. Спасибо, конечно… И не шумите, ради бога, Шурочку разбудите…
— А где–то я тебя видел, парень… — в дверях кухни показался Глеб с бутербродом в руке, навалился на косяк, откусил от него порядочно и стал жевать, внимательно разглядывая Илью.
— В поезде… Ты видел меня в поезде, два месяца назад, когда провожал Люсю… — разматывая длинный шарф и удивленно его разглядывая, ответил Илья.
А! Ну да, точно! – вспомнил Глеб, снова откусывая от своего бутерброда. — А ты молодец, парень, не промахнулся…. Не то, что я. Повезло тебе. Таких, как Люська, больше нет…
Он оторвался от косяка, мотнул головой, словно прогоняя навалившуюся слабость, ушел со своим бутербродом на кухню. Потоптавшись еще в прихожей, Илья прошел следом, уселся за кухонный стол, держа в руках свой нелепый букет. Огляделся в поисках вазы и, не найдя ничего подходящего, неловко пристроил цветы на подоконнике.
— Глеб, это Илья, – заходя на кухню, сухо представила его Люся.
— Ну, Илья так Илья… Понятно… Свято место пустым не бывает.
Люся, ничего не ответив, развернулась к плите, налила в большую чашку чай, поставила перед Ильей.
— Да не смотри на меня так, парень, – улыбаясь грустно, снова заговорил Глеб, – я теперь тебе уже не соперник. Вот ты пришел, и мне вроде как встать и уйти надо… Только идти мне некуда, да и сил нет. Ты уж прости меня, парень.
— Перестань, Глеб, — тихо попросила Люся, подходя к окну и осторожно беря в руки цветы. – Не надо с ним так разговаривать. Он сейчас попьет чаю и уйдет…
Илья взглянул на нее непонимающе и содрогнулся, как от озноба. Нет, он не уйдет…Чего это она? Он не мог, не имел права уйти отсюда. Не мог оставить ее здесь одну, в этом мертвецком холоде, с этим всю ее забирающим, втягивающим в свои черные дыры парнем. А дыры эти огромные. Просто зияющие пустоты, а не дыры – он это сразу увидел. И слишком сильный идет через них черный сквозняк. Нет, он не уйдет. Ни за что не уйдет. И Люсю не отдаст. Потому что видит — она, сама по себе Люся Шувалова, и не нужна ему вовсе. Ему просто дырки свои заткнуть чем–то надо. Только и всего. Он уже и начал… Илья вдруг с ужасом почувствовал странное какое–то равнодушие к этим его черным пустотам. Голова была ясной и холодной, и только одна–единственная мысль в ней билась и билась испуганно — он не уйдет…
— Люсь, ты ж понимаешь, я ни на что не претендую, — виновато протянул Глеб. — Мне как–то не до этого сейчас. Пусть остается, он же к тебе пришел. На цветы вон потратился…
Люся наклонилась над плотными белыми головками роз, медленно втянула в себя их запах. Потом ласково провела ладошкой по цветам и, не оборачиваясь, тихо, но твердо произнесла:
— Иди домой, Илья…
— Нет, Люсь… — отчаянно замотал он головой. – Ты не понимаешь…
— Пей чай и уходи. Так надо.
— Люся…
— Пей чай!
— Не хочу!
— Тогда пойдем, я провожу тебя. Ну?
Поставив цветы в вазу, она медленно прошла мимо него в прихожую и остановилась там в ожидании, взяв в руки его куртку. Илья нехотя поднялся, вышел за ней. Прикрыв на кухню дверь, Люся виновато потянула его за рукав, развернула к себе и ласково провела ладонью по щеке:
— Видишь, как получилось… Отменяется наш с тобой праздник. Не огорчайся, ладно?
— Ну, пусть отменяется… Не гони меня, а? Я ведь помочь хочу. Ты не верь ему, Люся…