Трудности белых ворон
Шрифт:
— Все в порядке, мама. Ничего такого со мной не случилось. Правда…
— Ой, а я ведь, кажется, знаю… Ну да, конечно! Андрею же твоя Люся утром звонила, к ней ее бывший парень из Уфы приехал, да? И она тебя тут же и прогнала…
— Не надо, мам.
— Эх, бабы, бабы…Жалостливые все – жуть! Их бросают, в грязь втаптывают, а потом пальцем поманят — они уже и тут как тут. А как же иначе. Любимый болен, и надо обязательно себя в жертву принести… Вот объясни мне, почему мужики совсем другие? Ну, если только тебя в расчет не брать, конечно. Ты у нас – особый случай… Почему они–то очертя голову на помощь не бросаются да себя, драгоценного, в жертву не приносят?
— Мам, я
— Да о том! Если бы этот парень не заболел так ужасно, никогда бы про твою Люсю и не вспомнил! А она и рада стараться – сразу отцу звонит, тебе вон больно–пребольно делает… Как будто и Андрею моему больше делать нечего! Это ведь не так все просто — пойти и обо всем договориться. Теперь же за любой чих рассчитываться приходится! Он попросит – потом у него попросят. И еще неизвестно, что. И вообще, у него и своих проблем хватает…
— Так что, Глеб и правда болен? Так я и знал… Да, я же видел… А что у него, мам?
— Рак у него. Предполагаю, что уже запущено все. Иначе его так просто из уфимской больницы бы не выпнули… Чего ты на меня так уставился? Побледнел весь… Сынок, я тебя умоляю! Не бери на себя это! Пусть они сами там как–нибудь разбираются, а? Вот не было печали на мою голову…
— А что Андрей Василич сказал?
— Ну, завтра утром она его к нам в стационар притащит, будем смотреть, что ж…Ты знаешь, сынок, мне вообще эта ваша Люся не нравится! И привязанность твоя эта к ней тоже не нравится. Что, у нас в городе с приличными девушками напряженка? Да вон в твоем институте какие красотки–умняшки учатся! А ты запал вдруг весь на эту Люсю–странно даже…Чего в ней такого–то? Неужели влюбиться успел?
— Успел, мама.
— Ну что ж, тогда горе мне. Плохо это, сынок.
— Да почему?
— Да потому. Тебя жалко…
Татьяна Львовна растерялась. Сердце ее материнское и в самом деле трепыхнулось вдруг жалостью к сыну, и чувство вины перед ним тут же подняло свою лохмато–настырную голову: вот и плати теперь, мол, дорогая, за бабское свое счастье…Она отчего–то уверена была , что сын просто надумал себе окаянную эту любовь, впихнул в себя ее силой; просто стыдно ему стало за коварную мать–разлучницу, вот и взвалил мальчишка на плечи ее грех, и искупает его таким образом, носясь с Люсей этой, как с иконой писаной… Не верила она в его любовь, и все тут. Потому и спросила с опаской, стараясь говорить как можно спокойнее да насмешливее:
— А ты хоть жениться на ней не надумал еще случаем?
— М–а–а–м… — страдальчески искривив лицо, протянул Илья.
— Ну что, что мам? От тебя ведь всего можно ожидать! Ты ж меры в подвигах своих не знаешь…Так да или нет?
— Господи, ну что ты несешь, мама… Послушай себя – это ты меры ни в чем не знаешь!
— Ну, поучи меня жизни, поучи!
— Слушай, ма, а как же утром она его в больницу повезет, если ей завтра на работу надо? У нее там строго…
— Ну вот, я же говорю…Она без тебя разберется, сынок! Далась же тебе эта Люся, ей богу! Оставь ты ее!
— Не могу, мам. Не оставлю. Ни за что не оставлю…
Ранним утром следующего дня он решительно открыл красивую лакированную дверь с табличкой «Адвокат Петровская Л.А.», вошел и остановился, оглядываясь по сторонам. Маленькая приемная была пуста. « Интересно, когда она придет?» — подумал он, усаживаясь на удобный офисный стульчик. – « И что надо делать? Может, пока кофе сварить да и отнести этой самой Петровской?»
Звонить Люсе на мобильник он начал с семи утра, каждый раз раздражаясь от звука вежливого, раз и навсегда записанного и равнодушно отправленного в пространство голоса, сообщающего ему, что «абонент временно отключил телефон, или находится вне зоны обслуживания…» И домашний Люсин не отвечал. « Ну и ладно. Буду сидеть тут и ждать. На работу–то она все равно придет… Хоть к вечеру, а придет», — решил он, усаживаясь за Люсин рабочий стол.
— Молодой человек, вы ко мне? – выплыла из двери напротив полная черноволосая женщина с ярко накрашенными красной помадой губами. — Чего вы тут хозяйничаете, как у себя дома?
— Нет, я к Люсе Шуваловой. А вы, наверное, Лариса Александровна? Вы не знаете, когда она придет? Она вам не звонила?
— Представьте себе, нет! – с досадой махнула рукой та. – Обнаглела ваша Люся окончательно — уже и на работу не является. Вот я ее уволю сегодня, пожалуй…
Лариса Александровна долго и обидно ворчала на Люсю, называя ее легкомысленной девчонкой и потенциальной из–за своего поведения неудачницей. Потом она пристально, будто прицениваясь, начала разглядывать Илью и вдруг улыбнулась ему совсем по–свойски. Мальчишка очень, очень ей нравился… Особенно поразило Ларису Александровну его лицо, совсем с одной стороны юное и нежное, а с другой – будто печатью сложных жизненных решений уже и отмеченное. Подумалось ей, что такие, наверное, лица были у прошедших через войну мальчиков–гусаров в те ушедшие в прошлое времена. Показалось даже, будто и от этого мальчика гусарской этой порядочностью за версту несет, и тут же вздохнула она завистливо: эх, молодость, молодость… Сообразив уже в следующую секунду, что мальчика этого, по всей видимости, ей бог в помощь послал, она улыбнулась ему еще шире, еще приветливее:
— Ой, молодой человек, а может, вы меня выручите? Мне уйти надо часа на четыре. Процесс у меня. А сюда, как на грех, документы важные должны занести, и деньги… Посидите, ладно? Очень выручите!
— Да посижу, конечно. Вы идите, не беспокойтесь.
— Да? Ну, вот и отлично! Какой ты хороший мальчик, – обрадовалась Лариса Александровна, тут же бесцеремонно переходя на «ты» и по привычке начиная давать команды: — Так. Включай компьютер, садись и работай! Вот это надо занести в базу, вот по этим телефонам позвонить и сказать, что я буду после двух, вот это отправить электронкой… Так, что же еще–то?.. — задумалась Лариса Александровна, глядя на ворох бумаг на Люсином столе.
— …Посадить семь розовых кустов, разобрать фасоль – белую отделить от черной, и подумать о смысле жизни, — с улыбкой продолжил за нее Илья.
— Какую фасоль? А, ну да…Вроде как под Золушку косишь. Так ты у нас еще и с юмором? Ну–ну… В общем, работай давай. Я ушла… И не укради тут ничего, смотри. Я тебе доверяю…
— Постараюсь изо всех сил… — уже в спину ей пробормотал Илья, садясь за Люсин стол.
До прихода Люси, появившейся только к обеду, он послушно, как прилежный школьник, выполнил все оставленные суровой адвокатессой задания, успел даже и кофе попить из Люсиной чашки с голубыми цветочками – он такую же видел у нее на кухне…
— Ой, привет, Молодец–Гришковец ! — расплылась в благодарной улыбке вбежавшая в приемную и запыхавшаяся Люся. – А я бегу бегом , думаю, меня тут уже с работы уволили… А ты, как всегда, выручаешь. Всегда рядом, в нужное время и в нужном месте…
— А что делать? Потребность у меня такая, видишь ли, тебя выручать. Ну что, взяли Глеба в больницу?
— А ты откуда знаешь? А, ну да… Чего это я… В онкологическую клинику его взяли. Твоя мама, между прочим, помогла — участие проявила. Деловая она у тебя! Везде у нее знакомые, везде связи… Шикарная женщина. Прямо ух, какая. Не женщина–автомат Калашникова. Видит цель – стреляет без промаха… Ей бы, знаешь, бизнесом заниматься. И чего она в отце нашла, не понимаю?