Трудные дети
Шрифт:
Нас разделяли мои зимние сапоги и куртка. Я каким-то образом, неестественно скрутив руку, вытащила ботинок с толстой подошвой и шандарахнула не ожидающего такой подлянки мужика по лбу. Он растерялся, локоть мой отпустил, но даже не покачнулся. Мой удар для него как для мертвого - припарка. Но я выиграла несколько драгоценных минут, вылетела из ванной и бегом кинулась к своей комнате. Алкаш взревел, бросился за мной с угрозами и трехэтажным матом, и я надеялась, что кто-то из его дружков очухается и придет в себя. Все они спали как убитые.
Но добежать до комнаты я успела. Хлопком ладони распахнула
— Открой, сука!
– барабанил кулаком алкаш.
– Я тебе глотку перережу, тварь! Открывай!
Со спины на меня что-то навалилось, и мне потребовалось полминуты, чтобы осознать, что это Антон. Он, щелкнув меня по пальцам, убрал мои руки с замка, и закрыл его в три поворота.
— Мужик, иди проспись и опохмелись, - громко, но спокойно посоветовал Антон.
Урод за дверью отозвался невыносимой бранью, но барабанить перестал, а потом его шаркающие шаги удалились в глубине квартиры.
Мой сосед отошел и невозмутимо принялся одеваться. Я же с облегчением прислонилась спиной к двери и выдохнула.
— Спасибо, - отдышавшись, поблагодарила я.
Антон кивнул, приняв мои слова к сведению, надел толстовку и сказал:
— Не за что.
Как только я пришла на работу, ко мне подошел Рафик.
— Ну как?
– с жутким акцентом спросил он.
– Сходила к Лёне?
Я невозмутимо кивнула.
— Сходила.
— Жить у нее будэшь, да?
— Да. Рафик, спросить хочу.
— Чэго тебе?
— Ты не знаешь, где можно нож хороший купить?
Он заинтересованно изогнул густую черную бровь.
— Нож? Бутафорский тэбе? Чтобы пригрозить, нет?
— Настоящий. Чтобы пригрозить.
— Убить?
– вопросительно уточнил Рафик.
— При необходимости, - кивнула.
Он причмокнул губами, поразмыслил немного и дал отмашку.
— Ну пошли. Будэм подбирать.
Глава 42.
Жизнь текла. Январь сменился февралем, мороз слегка поутих, и снег начал потихоньку таять. Я по-прежнему работала у Рафика, старалась перебиваться лишь теми деньгами, что он мне платит. От денег, которые мне оставил Слава перед своей бесславной смертью, мало что осталось. Две трети пришлось потратить на нож - добротный, с удобной, как влитой в ладонь рукояткой и широким острым лезвием. Половина оставшейся трети ушла на необходимые бытовые мелочи и минимум одежды. Покупала там же - на черкизоне, и мне, как своей, даже пару раз сделали скидку, которую, если признаться честно, я выбила почти силой.
Пару комплектов нижнего белья, три футболки, носки и джинсы - вот мой нехитрый багаж. Все это умещалось в обыкновенном пакете, плюс сверху еще лежала расческа и зубная щетка. Уходя на работу, я брала пакет с собой и уже там прятала его в свой шкафчик. У Лёни был ключ от нашей комнаты, а гарантий того, что она не придет и не возьмет мои вещи - не было.
Весь день я проводила на работе, возвращаясь затемно. Впрочем, как и Антон, который устроился на базу грузчиком. Так получилось, что шашлычная Рафика находилась в пятидесяти минутах ходьбы до склада. Сначала мы как-то…не то чтобы избегали друг друга, но сторонились и не шли на контакт, правда, через какое-то время оказалось, что совместное общение заключает в себе некоторые плюсы для обоих.
Для всех рабочих здесь было построено нечто вроде просторной душевой. Не фонтан, конечно, но если честно, с каждым днем желание мыться дома все сильнее сходило на нет. Я и дверь подпирала, и купалась с ножом, но выходя из ванной, в которой старалась не задерживаться, неизменно наталкивалась на ненавистного мужика, который, как оказалось, был сожителем Лёни. Я чисто случайно об этом узнала - зашла на кухню за спичками, а эти двое, от которых разило водкой и немытым телом, сидели и облизывались. Зрелище не для слабонервных, прямо скажем, да еще звуки и их морды такие тошнотворные, что, наверное, на моем лице застыло холодное выражение, под которым я всегда прятала отвращение. А этот мужик, по-видимому, принял мою холодность как ревность. Я поражалась его самомнению и слепоте. В зеркало бы на себя хоть иногда смотрел, что ли…
В общем, Антон со своей рабочей душевой оказался для меня находкой. Когда я подошла к нему поговорить насчет этого, он равнодушно пожал плечами:
— Как хочешь. Но учти, я там не один.
Возможно, работал он там и не один, но вот засиживался допоздна - единственный. Когда я приходила, то народу, не считая выпивших, бородатых охранников и трех собак, не было. Так что я вполне спокойно обмывалась, не дергаясь от каждого шороха, а затем направлялась к Антону платить за такую роскошь. Ему хоть и было на меня плевать, просто так ничего давать парень не собирался. Правда, цену я не считала такой уж непомерной.
Дело в том, что Антон не умел готовить, причем совершенно. К тому же он оказался язвенником, и различные бомжовки и бургеры, которыми время от времени перебивалась я, для него были смерти подобны. В коммуналке мы не готовили - подцепить что-то непонятное не хотелось. У нас в комнате был кипятильник, который привез из дома мой сосед, - им и спасались. Чай там, кофе или лапшу заваривали. Но опять же, это я. А Антону приходилось непонятно чем питаться, ведь денег на более-менее приличную еду не было. В конечном счете, за душ я стала платить шашлыком и кое-какой едой из кафе Рафика. Получалось, что один день я чистая, второй - сытая. Так и жили.
Почти не общаясь, мы, тем не менее, узнавали о прошлом друг друга. Как правило, крупицы информации приходилось вынимать из коротких рубленых фраз, которыми мы периодически перекидывались, но нас вполне устраивало такое общение, потому что оно не было целью и вообще, никак не трогало.
Сосед оказался на два года старше меня и уже закончил аграрный институт в родном Орле.
— И на кого учился?
– спросила я с интересом. Было в нем что-то такое фундаментально-простенькое, даже не простое. Расхлябанное что-то было, и поэтому никак не получалось представить его примерным студентом, согласившимся корпеть над учебниками.