Трудные дети
Шрифт:
Как-то раз я, вернувшись домой, застала девушку на кухне с напивающейся Лёней. По крайней мере, рядом не было пьяного сожителя. Зато бутылки водки и самогонки находились под рукой. Лёня, одной рукой подперев пухлую щеку, а другой - размахивая мутным стаканом с не менее мутной жидкостью перед лицом Ритки, со слезами и подвываниями жаловалась и изливала душу. Рядом с Риткой тоже стоял стакан, правда, полный, а сама девушка, сочувствующе склонив голову, понимающе кивала. На молодом лице читалась жалость.
— Понимаешь?!
– кричала женщина, но пропитый голос не мог взять нужных октав. Больше напоминало исступленное карканье.
– Ты что думаешь, я в молодости такой вот жизни хотела?! Не хотела я ее ни черта! За что мне все это? Мне же много не нужно было, понимаешь?!
— Я понимаю, - девушка успокаивающе погладила хозяйку по плечу и страдальчески свела брови, будто разделяла горе этой алкашки.
– Но все может измениться. Вы должны верить. Разве вам не хочется это исправить? Разве об этом вы мечтали? У вас вся жизнь впереди, тетя Лёнь. Вам же столько, сколько и моей матери, да? Тридцать семь?
У меня едва не отвисла челюсть, когда Леонида, всхлипнув, кивнула.
— Тридцать семь, - продолжила успокаивать Рита.
– Очень мало. Вы молодая, красивая женщина. Вам просто нужно чуточку, самую капельку захотеть измениться!..
Неожиданно женщина со всей дури стукнула себя кулаком по груди.
— Да я хочу! Хочу! Но кому я такая…
И в завершающем аккорде она патетично уронила голову на руки и зарыдала, не замечая ничего на свете.
Пользуясь моментом, я зашла на кухню, рывком подняла Риту с табуретки и почти пинками загнала в комнату. После чего забаррикадировала дверь и подперла ее чемоданом, с трудом его подняв.
— Чего ты хотела добиться?
Она робко сложила ладошки и виновато потупилась.
— Я хотела ей помочь. Она несчастная женщина.
— Помочь, значит? Шла бы ты, проповедница х*рова, в церковь и там людям помогала.
— Ей тоже помощь нужна.
— Ей не помощь нужна!
– не сдержавшись, рявкнула я.
– А бутылка! Ты хоть понимаешь, чем твоя отповедь закончится? Хочешь расскажу?
– глаза сузила и угрожающе нависла над идиоткой.
– Придет ее Толенька домой, она захочет его прогнать. Сопли, слезы, крики всю ночь…Он расквасит ей морду, разорется, побьет все то, что у них на кухне еще осталось. А потом, радость моя, захочет узнать, кто вложил такие чудесные мысли в плешивую пропитую головку. И не дай тебе бог, которого ты так любишь, - презрительно губы скривила, покосившись на несколько икон, которые привезла Рита и повесила в углу, - выйти из комнаты в эту ночь. Потому что Толечка мозги твои никчемные по стене размажет и никто - даже эта несчастная!
– за тебя не заступится.
Рита испуганно сглотнула, но не сделала ни одной попытки отстраниться или отшатнуться, чтобы увеличить между нами расстояние. Огромными глазами хлопала, со страхом на меня глядела, но всепрощающе не отступала.
— Она заслуживает сострадания.
— Она заслуживает, чтобы ее во сне придушили подушкой, а не сострадания.
— У нее тяжелая и несчастная жизнь.
— А у кого счастливая?
– я воззрилась на девушку, как на клиническую дуру.
– У меня, наверное? Или у тебя? Может быть, у Тохи, который по ночам в узлы от боли сворачивается? У кого? Это не оправдание, Рита. Не надо жалеть людей, которым нужна только жалость. Она тебя послушала, душу себе успокоила, убедила себя, что такая несчастная и всеми обиженная, и сейчас дальше пить начнет. А если денег на водку не будет хватать, эта несчастная с тяжелой судьбой к тебе же придет и тебе же глотку перережет за червонец. И все твои разговоры не вспомнит, поняла меня? Так что прекращай строить мать Терезу. Если бы твоя Лёня хотела, давно бы все изменила.
— Она не может.
— Если не может, то пусть тогда и дальше хлещет водяру. И гниет заживо. А ты не лезь.
— Нельзя так думать. Она просто слабый человек.
— Если слабый, значит заслужила.
Она минуту молчала, затем упрямо качнула головой.
— Таким людям тоже нужно помогать. Не все могут быть сильными.
— Их проблемы. Помоги сначала себе.
Я досадливо пнула ножку кровати, размышляя о непростой ночи, нащупала нож, проверила его, демонстративно показывая Рите, и посмотрела на разбитый китайский будильник. Надо сходить за Антоном. Он пригодится.
— Сиди здесь и не высовывайся, - дала отрывистую команду.
– Я за Тохой. Если что - у него в сумке, в левом кармане, кастет лежит. Возьмешь.
— Я не умею пользоваться, - болотно-зеленые глаза распахнулись на пол-лица.
— Там ничего сложного. Припечет - научишься. Никому не открывай.
— Саша?
— Что еще?
— Почему ты так испугалась?
— Я не испугалась. Во всяком случае, не просто так. Меня не прельщает мысль подыхать в этом сарае. А потом еще и гнить, наверное, бесконечно долго, пока меня не похоронят, в чем я тоже сомневаюсь.
— Такое уже было?
— Было. Сиди здесь.
Ехать на другой конец города было опасно, поэтому я нашла ближайшую телефонную будку и позвонила парню на работу. Выслушав все, Антон приезжать отказался.
— У меня работа.
— А если потом?
— Сегодня по двойному тарифу.
Тут уже я не могла его винить. Не прощаясь, бросила трубку и поспешила домой. Концерт уже начался.
Рита, зажавшись в угол, испуганно гипнотизировала дверь, за которой разворачивались баталии. Лёня кричала, визжала, Толя матерился, бил посуду и женщину - в этом я не сомневалась. Наконец, вспомнили про нас.
— Открывайте, прошмандовки!
– орал мужик, стуча огромным кулаком по трещавшему дереву.
– Это все вы, суки!
Я выключила свет, прижала палец к губам и напряженно застыла напротив двери, зажав у руке нож.
— Я знаю, что вы там!
– надрывался Толя, и дверь, не выдержав напора, пошла трещиной ровно посередине. Посыпались куски краски.
– Урою, суки!
Рита всхлипнула, но я жестко зажала ей рот.
— Еще звук, - практически беззвучно прошептала ей на ухо, - и я сама тебе глотку перережу.
Она замолкла.
Алкаш какое-то время надрывался, угрожающе ревел и долбился, но потом развернулся назад. Очевидно, устав ждать отклика от нас, он решил подубасить свою Лёню. Ее бить интереснее, чем дверь.
Все закончилось под утро. Через пару часов мы зажгли тусклый свет, я нагло закопошилась в чемодане Риты, не спросив разрешения. Нашла две книги - “Преступление и наказание” Достоевского и “Палата N6” Чехова. Символично. Ни то, ни другое я еще не читала. Ночь была долгой, и я принялась читать. Все это время нож покоился у меня на коленях.