Трудные дети

Молчанова Людмила

Я познакомила его с родителями. Конечно, не сразу, примерно через год, после того как мы начали встречаться. И жутко боялась. Марат был вторым парнем, которого я знакомила с папой и мамой. К тому же папа, не отличавшейся тактичностью, мог сказануть что-нибудь такое, отчего мне будет потом тяжело смотреть в глаза. Я волновалась. А Марат - ни капли.

– Все будет хорошо, - уверял он меня, согревая голые плечи. Через секунду я оказалась закутанной в черный пиджак. Стало теплее.
– В грязь лицом я не ударю.

Я покраснела.

– Зачем

ты так? Не в этом же дело!

– А в чем?

– Ты просто папу моего не знаешь. Он как скажет что-нибудь...он просто может, не подумав...

– Я же сказал, что все будет отлично, - когда он говорил таким тоном, невозможно было не верить. Почти физически. Марат умел своей уверенностью заражать других людей, даже такую трусиху как я.
– Да. Да, я верю.

Первая их встреча прошла не идеально, но лучше, чем я могла предположить в худшем случае. Папа у меня был послом, человеком, наделенным авторитетом, поэтому всех людей оценивал по-своему, по каким-то своим критериям.

– Вы татарин?
– бесцеремонно поинтересовался папа в первую минуту знакомства, заставив меня судорожно сжать стальное предплечье Марата.

– Нет. Чеченец. Наполовину.

– А на вторую половину татарин?

– Русский, - ничем не выдавая своего неудобства или волнения - если они вообще были - Марат вежливо и отстраненно улыбнулся моему отцу.
– С маминой стороны.

– Вы мусульманин?

– Гоша, - даже мама не выдержала папиной бесцеремонности и дернула мужа за рукав пиджака.
– Мы же за столом.

– Так самое время спросить. У них же есть ограничения в еде. Вдруг, ему твое мясо нельзя.

– Нет, я не мусульманин, - Марат отрезал кусок и отправил в рот.
– И даже не христианин. Скорее, атеист.

Папа заинтересованно вскинул голову.

– А разве вас не должны были воспитывать в вере?

– У меня была семья с разносторонними интересами и свободными взглядами. С обеих сторон. Так что мне была предоставлена полная свобода, - отчеканил парень, промокнув рот салфеткой.
– Светлана Сергеевна, вы чудесно готовите. Очень вкусно.

Мама мило зарделась. Да и я сама, сидя рядом с Маратом, попадала под его очарование. Я уже попала. Правда, сейчас мне выпала возможность наблюдать за ним со стороны.

Мы отужинали, потом папа повел Марата на балкон. Курить. За те двадцать минут я вся издергалась, и даже мама не могла меня успокоить.

– Приятный молодой человек, - отведя ее в сторону, в ухо проговорила мама.
– Очень интеллигентный. А он точно без всяких этих...Чадру на тебя не оденет?

– Мама!
– с укоризной вскинула я глаза.

–

Что? Ты наша единственная дочь, и мы о тебе волнуемся. Вдруг, он перед нами только такой хороший.

– Он всегда хороший, мам. Мы с ним уже год вместе.

– И ты только сейчас мне об этом говоришь. Молодец, дочка, - поджав губы, закивала мама.
– Добрый ребенок.

– Ну мам! Ты же видишь, какой у нас папа.

– Ладно, ладно. Извинения приняты.

К этому моменту с балкона вышел Марат с отцом. Оба вроде бы довольные, спокойные. Значит, все прошло хорошо. Марат проверку прошел и с честью выдержал. Хотя и по сей день папа любил ворчать на Марата, не из-за злости, а просто так, как ворчит любящий отец на избранника дочери, по определению недостойного его маленькой красавицы.

– Вот видишь, - парень ласково поцеловал меня в лоб, смахнув русую прядь.
– А ты боялась.

– Я не боялась, я волновалась. За тебя.

– Я уже большой мальчик, - сдерживая улыбку, рассказал он страшную тайну.
– За меня не надо волноваться.

– За всех надо волноваться. Даже за больших мальчиков. Тем более, я тебя люблю.

– Я тоже.

Не верилось даже, что с того момента прошло почти два года. Два года вместе, не разлей вода. Чем больше я была с Маратом рядом, тем больше влюблялась. Любила. Да, уже любила.

Оставив воспоминания, я закрыла кран, тщательно вытерла руки и направилась в зал. Но увиденное заставило меня замереть посередине комнаты.

На диване, в самом дальнем углу сидел ребенок. Лет десяти-двенадцати на вид, сказать сложно. Я его не сразу даже заметила. Мальчик сидел тихо, не шевелясь, застыв памятником самому себе, и только немигающе смотрел на меня. Абсолютно черными глазами. Возможно, он и выглядел маленьким, но взгляд был какой-то страшный, пробирающий до костей и заставляющий холодеть кровь. Так не смотрят дети десяти лет. Так не смотрят вообще люди.

Я застыла в нелепой позе, боясь шевельнуться. Сама не знаю, почему, но боялась. И не сказать, чтобы от ребенка исходила ненависть, мальчик казался наоборот, замороженно-равнодушным. Но, возможно, именно это и пугало. Даже на руках у меня приподнялись тонкие волоски.

Я могла бы что-нибудь сказать, но слов не находилось. Что говорить? Как? Кому? Откуда этот ребенок? Эти вопросы пролетали в моей голове с бешеной скоростью, а глаза жадно ощупывали болезненно-худое тело ребенка. Мальчишка был одет в одежду Марата, в свитер, который я когда-то ему подарила. Тяжелый свитер крупной вязки закрывал ребенка до колен, дальше висели черные спортивные штаны. Из-под закатанных рукавов выглядывали тонкие запястье, какие-то слишком костлявые. Мальчик сам весь был угловатый, резкий, сплошные острые углы. Острый нос, остренький подбородок, скулы, обтянутые кожей, и только огромные черные глаза, как два омута, выделяющиеся на бескровном лице.