Трудные дети
Шрифт:
В комнату вошел Марат, и мне стало даже как-то дышать легче. Он почувствовал, - как всегда - понял, что мне нужна поддержка, и встал позади меня, обхватывая за талию и заставляя облокачиваться на него. Я с радостью подчинилась.
– Это Саша, - представил ребенка Марат, успокаивающе поглаживая меня по слегка дрожащему животу.
– Саша, это Оксана.
Ребенок промолчал, только сейчас в его черных, матовых глазах блеснула искра интереса и, возможно, насмешки. Но он все равно молча сидел и поедал меня глазами.
Я почувствовала,
– Понятно.
– Ксюша моя девушка, - со значением продолжил Марат.
– И к ней надо относиться так же, как и ко мне. Это ясно?
– Да.
Его разговор с мальчиком напоминал какие-то команды. Такие же, какие дают диким животным, когда дрессируют. У меня было чувство, что если ребенка не сдерживать, он вполне может кинуться. Зачем Марат его привел сюда?
– Я буду на кухне. А ты пока сидишь здесь. Поняла?
Это девочка?! Я с суеверным ужасом скользнула взглядом по ней еще раз. По темному ежику волос, по скулам, стараясь избегать глаз. Бог мой. Что она здесь делает? Откуда она взялась?
– Поняла. Не ссы.
Марат за моей спиной явственно скрипнул зубами, но промолчал. Обхватил меня за плечи и почти донес на кухню, плотно прикрыв за нами дверь. Только здесь я смогла расслабленно выдохнуть.
– Господи, кто это?!
– взвилась я, непонятно от чего дрожа.
Парень устало потер лицо, прикрывая глаза ладонью.
– Это Саша.
– Саша? Ты где ее взял? Ты ее вообще видел?
– И не раз, - невесело усмехнулся Марат.
– Она здесь не один месяц уже.
Что еще случилось за те полгода, пока меня не было? Я села, вцепившись двумя руками в табуретку, и приготовилась слушать.
Я слушала и не могла представить то, о чем спокойно рассказывал Марат. Он делал чай и спокойно рассказывал, как эта девочка своровала у него вещи, как он ее поймал и притащил домой. Зачем? Хотя после этого мысленного вопроса передо мной как видение вставала эта девочка. Саша. И я смутно понимала, что Марат не мог ее оставить там, бессознательную и вот такую...прозрачную.
– Не отдавай ее в милицию, - попросила я.
Марат дико вылупился.
– И не собирался. Я ей пообещал, что в милицию не сдам.
– А детдом? Она из детдома?
– Вообще не из Москвы, как я понял, - передо мной поставили чашку с чаем и блюдце с печеньем.
– А если и была в детдоме, то очень давно и мне ничего не рассказала.
– А как ее зовут? Что-нибудь еще известно?
– не унималась я.
Этот ребенок дикий. И хотя у меня сердце кровью обливается, стоит вспомнить матовые черные глаза, лишенные эмоций, в первую очередь нужно думать о Марате. Эта девочка...неизвестно, как она росла, где, с кем. Она может быть больной, бешеной, наркоманкой...Я не знаю. Я не сталкивалась с такими
– Ее зовут Саша. И как она сказала, ей четырнадцать.
– А остальное?..
– Ничего, - отрицательно качнул головой парень.
– Только это.
Не густо, прямо скажем. Но эта Саша не выглядит на четырнадцать.
– Что ты с ней будешь делать?
Он помрачнел и насупился.
– О чем ты? Я не могу ее на улицу вышвырнуть. Ты же видела.
– А если ее в детдом определить? У нас же есть в Москве детдомы. Хорошие. Пойми, Марат, - я удержала его руку в своей, - я за тебя боюсь. А что если она на тебя кинется? Нападет?
– Не нападет.
– Откуда ты знаешь?
– Я с ней живу четыре месяца. И как видишь, пока жив.
Он смеется, а это все серьезно. И даже очень. Это ребенок. Дикий, нелюдимый. Несчастный. В конце концов, она человек, а не зверь.
– Она все время дома сидит?
– Да.
– А твоя учеба?
– Она сидит дома одна.
– И не убегает?
– мне не верилось, что она по доброй воле остается здесь. И терпеливо дожидается Марата, к тому же. Парень кивнул.
– Не знаю. Я все равно боюсь.
– Она тебя не тронет.
Я почти рассмеялась.
– Ты говоришь о ней, как о животном.
Марат отвернулся, избегая немого вопроса. Что ж...
– Ты оставишь ее у себя?
– он кивнул.
– И не передумаешь?
– Нет.
– А если она наркоманка?
– Руки чистые.
– Ты проверил?
– С самого начала.
Я только приехала, а уже устала. Не так я представляла себе приезд на родину. Но в одном я с Маратом сходилась - ее нельзя выкидывать на улицу. У меня не поднимется рука ее выгнать. Только если она убежит сама...
– Почему она такая худая?
– снова задала я вопрос. Выглядела девочка, действительно, не важно.
– Ты ее кормишь?
Марат недовольно дернул бровью.
– Конечно. Она не поправляется.
– К врачу ей надо, - вздохнула я.
– К нормально врачу, который ее обследует. Неизвестно, что она нахватала на улице и в каком состоянии у нее организм.
– Документы, Ксюш. У нее нет документов. Нас не примут ни в одной поликлинике.
– У отца была знакомая. Заведующая в диагностическом центре. Я его попрошу. Он договориться.
Марат был расслабленным. Усталым, но расслабленным. А сейчас неуловимо изменился. Где-то под ним как будто всколыхнулось что-то, мелькнуло такое странное. Таким он бывал редко, как будто находился где-то далеко. Передо мной словно вставал другой Марат, бескомпромиссно-решительный. И спорить с ним в такие моменты было самому себе дороже.
– Не говори о ней никому. И родителям тоже.
Не вопрос, и даже не просьба. По тону напоминает приказ. Хотя Марат тут же преподносит слабую улыбку, которая смягчает впечатление.