Трудные леди школы Бауман
Шрифт:
…Мама Ксюши умерла, когда ей исполнилось два года. Жили они тогда в Житомире.
Отец часто повторял, что долго не мог смириться – как так?! Он был старше на двадцать лет… «Мне бы вместо нее, старик уже!» – сокрушался он. А Ксюша замирала от страха – вдруг он тоже… от горя!
Безусловно, отец любит ее, потому и балует. И много работает. Оправдываясь перед ней, как он думает, обделенной отцовским вниманием. И до сих пор корит себя, что не смог заработать нужной суммы на лечение мамы.
Ксюша знает от него, как трудно было, когда
Бабушка жила в Самаре, счастливо и беззаботно проводя время с третьим по счету мужем, партийцем в чинах, весьма состоятельным гражданином. Отец рассказывал, что появление в их квартире сына и внучки она тогда восприняла без энтузиазма, просто покорившись судьбе. И со словами благодарности добавлял, что неожиданно для него самого бабушкин муж привязался к ней, Ксюше, с первых дней. Да так, что решился выйти на пенсию, давно уже заслуженную по годам: ему перевалило за семьдесят.
Дед Женя стал для Ксюши и нянькой, утирая мокрый нос, и первым учителем, показывая буквы и цифры. К трем годам она читала слоги, знала весь счет до сотни и правильно расставляла шахматные фигурки на доске. Ксюша пыталась рисовать, глядя на рисунки деда Жени, неплохого художника. Помогала ему ухаживать за комнатными растениями, которые росли в горшках и кадках, расставленных на балконе и по квартире. Дед рассказывал сказки о каждом цветке, придумывая их сам. А вместо колыбельной пел ей русские романсы, аккомпанируя себе на гитаре.
Умер дед Женя внезапно, после перенесенного на ногах гриппа, когда Ксюше исполнилось семь. Она, не понимая, почему так бессовестно тот ее оставил, словно волчонок, стала огрызаться на любые ласки овдовевшей бабушки и отца. Первый класс она окончила с одними лишь тройками в ведомости. Бабушка до того растерялась, глядя, как Ксюша хладнокровно сжигает в тарелке документ, что даже расплакалась. Эти ее слезы заставили Ксюшу впервые после смерти деда посмотреть на ту без злобы.
Но заниматься ею бабушке все равно было некогда. Как Ксюша поняла тогда своим детским умом – бабушку увлекла новая любовь. И много позже узнала, что любовь была не такой уже и новой, зародившейся еще при жизни деда Жени. Бабушка уехала за новым мужем, Ксюша с отцом остались вдвоем. Но ненадолго. Через три года отец женился.
Появление нового члена семьи, мачехи Маргариты, Ксюша восприняла как неизбежное зло. Услышав впервые шипящее «тупица», брошенное ей в спину, Ксюша ничего не ответила, но решила, что с нее хватит. Она ушла из дома, прихватив рубли из хозяйственного кошелька. Поймали беглянку на вокзале, когда она пыталась купить билет до Саратова: под Саратовом, в деревне, жила сестра деда Жени, они ездили к ней каждое лето на недельку-две. Ее вернули рыдающему отцу и усмехающейся у него за спиной мачехе. Ксюша, поймав ее взгляд, поняла, что все, что делает, мачехе нравится. Потому что та хочет, чтобы она, Ксюша, была плохой. Ей так удобнее.
Однажды приснился дед Женя. Он укоризненно качал головой и ничего
Пятерки поначалу давались с трудом. Но седьмой класс она окончила на «отлично», к тому же выиграла городскую олимпиаду по математике. И довольный отец перевел ее в лицей.
И тут Ксюша поняла, что не готова быть лучшей. Требовали все и на равных: математичка, русичка, химичка и даже физкультурник. Но, да ладно бы! Но математичка, эта курица, ставила ей тройки. И не за ошибки в решении, а за пропущенные запятые. И за неправильно, с ее точки зрения, оформленную работу. И Ксюша взбунтовалась.
Отец, месяцами живший за границей, оставлял ее на мачеху и домработницу Лиду. Маргарита целыми днями где-то пропадала, Лида же, выполнив домашнюю работу, намертво приклеивалась взором к экрану телевизора. Никто не интересовался ее учебой, а уж тем более – настроением…
Ксюша натянула куртку и присела на край скамейки, чтобы переобуться.
– Ляшенко, ты почему не на уроке? – голос Мамзели, как ученики называли за глаза директрису лицея, раздался совсем рядом.
– Меня выгнали, – соврала Ксюша.
– Пойдем, разберемся. – Мамзель положила руку ей на плечо.
Вся злость, до конца не истраченная на математичку, вдруг нахлынула на Ксюшу. Резко дернувшись, она вскочила и выбежала из здания. «Да пошли вы все!» – крикнула она громко, стоя на школьном крыльце.
Глава 3
– Бежим! – одна из девушек, пинавших словно нехотя что-то или кого-то на асфальте, успела заметить приближающийся патруль почти вовремя. То, что только «почти», она поняла по протяжному свистку, от которого заложило уши. Оказалось, те двое, которых она засекла, это еще полбеды. Настоящая беда в виде плохонького на вид мужичка стояла у нее за спиной и надрывно дула в сви- сток.
– Сонька, двинь ему в ухо! – Танька Косова, что была ближе всех к жертве и пинала ее более ожесточенно, чем другие, поспешила на помощь подруге.
Та, кого Танька назвала Сонькой, обернулась к мужчине, занесла руку для удара (она была как минимум на полголовы выше), но произошло неожиданное: тот перехватил ее запястье и заломил руку за спину.
– У! Шпинек! Сука! Отпусти, больно! – заорала она.
– Сиди тихо! – приказал спокойно тот, заламывая ей вторую руку. Щелкнули наручники. Он толкнул ее в сторону ближайшей лавки и повернулся к Таньке.
– Не трогай! – Танька осторожно двигалась назад, к спасительным кустам. Вдруг ее спина во что-то уперлась.
– Давай сюда свои ручки, девонька! – ласково пропел голос совсем рядом. «Все, капец!» – подумала она и попыталась сунуть руку в карман куртки.
– И даже не думай! – Парень в милицейском бушлате повертел перед ее носом наручниками.
Она все же дернулась. Споткнулась о тело избитой жертвы, выругалась уже в полете и приземлилась на пятую точку.
– Вы, козлы, не знаете, кто ее отец! – раздалось от земли, и грязный палец ткнул в сидящую на скамейке подругу.