Трудовые будни барышни-попаданки 4
Шрифт:
Иногда большая гостиная становилась литературно-музыкальным салоном. Пригласить хорошего пианиста проще, чем обеспечить оркестр на бал. Поэты читали стихи, например пожаловал Крылов, не в последнюю очередь привлеченный моей кухней. А вот с Пушкиным пока что встретиться не удалось — он из своей затянувшейся южной командировки был сослан в Михайловское. Пожалуй, самое мягкое наказание для дворянина.… впрочем, как сказать. Я сама не очень-то хотела быть запертой в Голубках, да еще под полицейским надзором.
Из других знаменитостей бывал у меня первый русский поэт-романтик Жуковский, еще не знавший, что ему предстоит стать воспитателем сына Николая Павловича,
С литературно одаренными царедворцами было легко. Сложнее оказалось с царедворцами иных талантов.
Глава 10
Еще дольше я беседовала со Сперанским — самым статусным либералом эпохи, бывшим некоторое время вторым лицом в государстве, а потом — ссыльным чиновником. Свое влияние он утратил, но не ум. Не поэтому ли встреча оказалась самой непростой и напоминала интервью, в котором репортером был гость. Причем больше половины вопросов касались не перспективности пароходного сообщения и не качества добываемых руд, а достаточно непростых, даже скользких тем. Например, правовых институтов страны: выгодно ли промышленнику крепостное право, когда крестьяне приписаны к заводам? Что лучше для коммерсанта: точные, выверенные законы или правовая неопределенность, позволяющая добиваться преференций у местных властей? При этом помня, что те же самые преференции в любой момент может получить конкурент. И даже: имеют ли подданные право создавать запретные тайные общества, если они лишены возможности предъявлять требования правителю в явочном порядке.
— Помилуйте, Михаил Михайлович, — в очередной раз улыбнулась я, — разве такие деликатные материи можно обсуждать со слабым полом?
— Все так, но ведь ваша принадлежность к прекрасному полу не препятствует разговору о российской колонизации северо-западной Америки и возможном отчуждении земли для постройки железной дороги в пригороде столицы, — почти без улыбки ответил Сперанский.
— Все так. Но кому, как не вам, Михаил Михайлович, знать, что обсуждение вопросов, касающихся общественно-государственных новшеств, а не промышленно-транспортных, способно привести в края не очень-то и близкие.
И еле заметно кивнула в сторону настенной карты, указывая на Сибирь. Где собеседнику довелось побывать, и хоть в статусе генерал-губернатора, он несомненно предпочел бы заниматься реформаторской деятельностью по западную сторону Урала.
— Не перестаю удивляться вам, Эмма Марковна, — на этот раз улыбнулся Сперанский. И дальше избегал щекотливых вопросов.
А мне захотелось задать совсем уж безумный вопрос: «Вы из какого года?» Вдруг он тоже попаданец — частая ситуация в фантастических романах. Впрочем, учитывая биографию, насовершал ошибок, попаданцу несвойственных, так что оставим такую экзотическую версию. Но выжал он меня этим разговором изрядно. Будто допрашивал с какой-то тайной целью.
Зато с другим Михаилом — Михаилом Андреевичем Милорадовичем — было проще и скучнее. Похоже, он не поверил, что мои праздники — без танцев и карт. Потому вел себя как недалекий мальчишка, еле высидевший первый акт в театре и узнавший в антракте, что буфет закрыт. Тем более малую железную дорогу я еще не запустила. Наговорил мне комплиментов да и отбыл, слегка расстроенный и ничему не удивившийся.
Есть в России еще один сановник, не просто туз во властной колоде, а, пожалуй, козырный — Аракчеев. Мы с Мишей обсуждали, пригласить его или нет, и все же не решились, хотя, скорее всего, в отличие от Милорадовича, царский фаворит нашел бы немало интересного в моих мастерских и цехах. Аракчеев, генерал от артиллерии, реформировал этот род войск серьезней, чем любой, самый прогрессивный министр, причем не только структуру и управление, но также орудийные прицелы и системы наводки. Так что русские пушки в 1812 году были, пожалуй, лучше наполеоновских.
Но с той поры он стал ответственным за военные поселения и стяжал на этой работе чудовищную репутацию: деревни заселил солдатами, а самих сельских жителей обязал жить по военно-сектантскому регламенту, вплоть до изб-коммуналок на четыре семьи, с ежемесячным обеденным меню, расписанным по дням, и обязанностей бабам рожать по ребенку в год. Потому-то Аракчеев стал героем самых чудовищных слухов и злых эпиграмм. Пригласишь такого — многие другие гости не придут ни в этот день, ни в следующий.
— Миша, это правда, что он велел на всей подвластной территории повесить кошек, чтобы не охотились на певчих птиц? — однажды спросила я.
Муж подошел к вопросу обстоятельно и через неделю выяснил.
— Нет, только велел держать на привязи и спускать ночью ловить мышей. Не надо его приглашать, Мушка. Я ему скажу, что котиков обижать — грех.
Я спорить не стала, и Аракчеева мы так и не позвали, да и он, скорее всего, не нашел бы времени.
Вот такие у меня статусные гости. По-своему они полезны, по-своему проблемны. Высокую персону необходимо принимать по высшему классу. Спасибо царевичам, всегда приезжавшим инкогнито. Явись они под своим именем, пришлось бы оказывать царские почести, без кавычек.
Что же касается гостей, относящихся к социально-родственному обременению, то тут имелись другие проблемы.
Во-первых, родственников оказалось больше, чем я ожидала. В этом не было ничего странного. Пока жила в Голубках, я чем-то напоминала гоголевскую Коробочку, к которой если и заглянут, то соседи да еще столичный мошенник (что со мной и случилось). Уже в Москве ко мне потянулись многочисленные Салтыковы. А моего мужа принялись прощупывать Орловы, правда с подозрительной настороженностью: не относится ли он к самой знаменитой ветви этой дворянской фамилии, что возвела на престол Екатерину II. Выяснили, что мы не претендуем на преференции, связанные с этим славным-бесславным именем, и отстали.
А так гостей-родственников хватало. «Родство сумей счесть да воздай ему честь» — эту поговорку я слышала и прежде и относилась к ней как к исторической экзотике. Но попала в эту экзотику и поняла смысл поговорки: не просто знай всю родню, еще сумей выстроить ее иерархию и воздавай честь в зависимости от близости, возраста, чиновного статуса. Сообразила, что в феодальную старину мальчишки-аристократы в замках не только учились биться на мечах и засаживать в мишень первой стрелой, но еще больше времени тратили на изучение гербов и чтение родословных, с запоминанием, кто обладатель какого герба и кем приходится другому благородному родичу. Небось от такой занудной науки мечтали сбежать в лес, к разбойникам.