Труды и дни мистера Норриса
Шрифт:
— Конечно, спасибо вам большое за заботу о моей скромной персоне…
— Мы всегда стараемся помогать тем, кто помогает нам; хотя, к сожалению, не всегда имеем такую возможность. Вы еще не виделись с Норрисом?
— Нет. Когда я приехал, его не было дома.
— Ну что ж. Оно и к лучшему. Будет справедливо, если вы сами ему обо всем и расскажете. Он не был здесь уже целую неделю. Передайте ему, пожалуйста, что мы ему зла не желаем, но для него же будет лучше, если он немедленно уедет из Германии. И еще: передайте ему, что за ним следит полиция. Они перлюстрируют всю его
— Хорошо, — сказал я, — я ему передам.
— Вот и славно, — Байер встал из-за стола. — Только прошу вас, мистер Брэдшоу, ни в чем себя не вините. Может быть, вы вели себя глупо. Что ж тут такого, нам всем иногда случается свалять дурака. Вы не сделали ничего, чего следовало бы стыдиться. Думаю, теперь, выбирая себе друзей, вы будете куда осторожнее, ведь правда же, а?
— Да уж, хотелось бы.
Байер улыбнулся и дружески похлопал меня по плечу:
— Ну, здесь давайте и поставим точку во всей этой не слишком приятной истории. Вы не согласились бы сделать для нас в скором времени еще кое-какую работу? Прекрасно… Передадите Норрису все, что я вам тут сейчас наговорил, хорошо? До свидания.
— До свидания.
После этого я, должно быть, пожал ему руку и обычным манером вышел из здания и вел себя при этом достаточно естественно, поскольку никто в большой наружной комнате взглядами меня не провожал. И только выйдя на улицу, пустился бежать. Как-то вдруг оказалось, что я страшно спешу; мне хотелось покончить со всем этим, и как можно скорее.
Мимо ехало такси; я очутился в автомобиле прежде, чем шофер успел затормозить. «Гоните, и чем быстрее, тем лучше», — велел я ему. Мы принялись лавировать между машинами, нас то и дело заносило на поворотах: шел дождь, и мостовая была скользкой от грязи. На улицах зажглись фонари: на Берлин спустились сумерки. Я закурил сигарету, затянулся пару раз и выбросил ее в форточку. Руки у меня дрожали; в остальном я был совершенно спокоен, ни злости, ни отвращения — ничего. Головоломка сложилась в единое целое. При желании я мог окинуть весь сюжет одним-единственным взглядом: компактная, живая картинка. И все, чего мне в тот момент хотелось, так это поскорее от нее отделаться. Немедленно.
Артур уже успел вернуться. Стоило мне открыть дверь, и он тут же выглянул из своей спальни:
— С приездом, дорогой мой мальчик! Добро пожаловать! Вот уж воистину приятная неожиданность! Когда фройляйн Шрёдер сказала мне, что вы здесь, я ушам своим не поверил. Что это вы так рано? Ностальгия по Берлину — или соскучились по моему обществу? Без вас наш рождественский ужин вышел, знаете ли, каким-то пресным. Н-да… Должен вам сказать, выглядите вы не столь цветущим, каким я ожидал вас увидеть; устали с дороги? Присаживайтесь, прошу вас. Чаю? А может быть, чего-нибудь покрепче, для бодрости?
— Нет, Артур, благодарю вас.
— Не хотите? Ну что ж… может быть, еще передумаете. Как там наш друг Прегниц? Цветет и пахнет, я надеюсь?
— Да. С ним все в полном порядке.
— Рад слышать. Очень рад. А теперь, Уильям, примите мои самые искренние
— Так значит, вы с ним уже связывались…
— Да, конечно. Получил от него нынче утром пространную телеграмму. Деньги придут завтра. Как бы я ни относился к Марго, но в одном ему не откажешь: в этих материях он корректен и пунктуален, как никто другой. На него всегда можно положиться.
— Вы хотите сказать, что Куно согласился?
— Нет, к сожалению. Пока нет. Такие вещи с кондачка не решаются. Но у Марго положительно есть основания для самых радужных надежд. Такое впечатление, что поначалу ему с Прегницем пришлось нелегко. Он никак не мог понять, какую выгоду от этой сделки получит его собственная фирма. Но теперь он откровенно заинтересовался предложениями Марго. Конечно, сперва ему нужно все как следует обдумать. А тем временем я, как и договаривались, получу половину означенной суммы. К счастью, этого более чем достаточно для того, чтобы покрыть мои дорожные расходы; так что хотя бы этот груз с моих плеч — долой. Что же до прочего, то лично я вполне уверен, что в конце концов Прегниц согласится на все.
— Да-да… в конце концов они все, наверное, соглашаются — на все.
— Н-да, за редкими исключениями, — с отсутствующим видом согласился Артур; и в следующий же миг до него вдруг дошел тон моей последней реплики. — Впрочем, Уильям, я, как мне кажется, не совсем понял, что вы имели в виду.
— Да неужели? Тогда придется расставить побольше точек над i: должно быть, Ван Хорну всегда удается заставить людей продать ему то, что он хочет у них купить.
— Ну — э — не знаю, можно ли в данном случае говорить об этой сделке как о покупке. Мне кажется, я уже говорил вам, что…
— Артур, — устало перебил его я, — нет смысла врать дальше. Я все знаю.
— Э-э, — начал он и замолчал. От неожиданности у него, как мне показалось, перехватило дыхание. Тяжело опустившись в кресло, он с нескрываемым разочарованием уставился на собственные ногти.
— В общем-то, винить во всем я, как мне кажется, должен только самого себя. Надо было быть полным идиотом, чтобы вообще вам поверить, с самого начала. Следует отдать вам должное, вы более или менее честно пытались меня на этот счет предупредить, причем неоднократно.
Артур бросил в мою сторону быстрый уклончивый взгляд, как спаниель, который знает, что сейчас его будут пороть. Губы у него шевельнулись, но он так ничего и не сказал. На скомканном в гармошку подбородке на секунду залегла глубокая вертикальная складка. Он принялся было отчаянно скрести подбородок, но тут же перестал, как будто испугавшись, что это может меня рассердить.
— Я должен был догадаться, что рано или поздно вы найдете, как меня можно использовать, пусть даже в качестве подсадной утки. Вы же всегда найдете, как использовать человека, не так ли? И если бы в конечном счете я оказался в тюрьме, мне это, черт меня подери, пошло бы только на пользу.