Труды и дни мистера Норриса
Шрифт:
— Уильям, даю вам слово чести, я никогда…
— Мне глубоко плевать, — продолжил я, — что будет с Куно. Если у него достанет глупости позволить втянуть себя в эту аферу, то по крайней мере он это сделает с открытыми глазами… Но вот что я вам скажу, Артур: если бы не Байер, если бы кто-нибудь другой сказал мне, что вы пытаетесь нагадить партии, я бы в глаза назвал его грязным лжецом. Как по-вашему, не слишком сентиментально с моей стороны?
Услышав имя, Артур вздрогнул:
— Так значит, Байер
— Конечно.
— О господи! О господи!
Он как-то весь опал и съежился, как пугало под дождем. Его обвисшие, покрытые щетиной щеки побледнели и пошли пятнами, нижняя губа отвисла — этакая вялая, несчастная гримаска.
— Я никогда не передавал Ван Хорну никакой действительно важной информации, Уильям. Я вам клянусь.
— Я знаю. Просто к вам в руки ни разу не попала действительно важная информация. Сдается мне, толку-то от вас немного, даже в качестве мелкого жулика.
— Не сердитесь на меня, мальчик мой. Я этого не перенесу.
— А что мне толку на вас сердиться; сердиться нужно на себя за то, что был таким идиотом. Я, видите ли, считал вас своим другом.
— Я даже и не прошу у вас прощения, — униженно сказал Артур. — Вы, конечно, никогда не сможете меня простить. Но не судите меня слишком строго. Вы молоды. У вас такие завышенные требования к людям. Может статься, когда вы доживете до моих лет, многие вещи будут видеться вам в несколько ином свете. Легко осуждать других, когда самого тебя никто и ничто не искушает. Не забывайте об этом.
— Я вас ни в чем и не виню. Что же до моих стандартов, то, если таковые у меня и были, вам удалось безнадежно их смешать. Наверное, вы правы. На вашем месте я, должно быть, сделал бы то же самое.
— Вот видите? — Артур с готовностью ухватился за соломинку. — Я знал, что в конечном счете вы примете мою точку зрения.
— Я вообще не хочу принимать чью бы то ни было точку зрения. Меня тошнит от всей этой грязной аферы… Господи боже ты мой, что бы вам куда-нибудь не сгинуть, навсегда, так, чтобы никогда в жизни я больше вас не видел!
Артур вздохнул:
— Как вы жестоки ко мне, Уильям. Я от вас такого не ожидал. Мне казалось, вы всегда способны войти в чужое положение.
— А вы, естественно, на это и рассчитывали, так ведь? Что ж, мне кажется, отныне вам придется смириться с мыслью, что люди, способные войти в чужое положение, тоже не любят, когда их обманывают — и, может быть, их это задевает даже сильнее всех прочих. А задевает их это потому, что винить им в результате некого, за исключением самих себя.
— Вы, конечно, имеете полное право так говорить. Я заслуживаю самых резких ваших упреков. Не щадите меня. Но право же, Уильям, я вам торжественнейшим образом клянусь в том, что у меня и в мыслях не было втягивать вас в какие-то противоправные деяния. Вы
— Риска было куда больше, чем вам кажется. Полиция знала о нашей маленькой экспедиции еще до того, как мы сели в поезд.
— Полиция? Уильям, что вы такое говорите, это же несерьезно!
— Надеюсь, вам не кажется, что я здесь с вами шутки шучу? Байер велел мне вас предупредить. Они приходили к нему и задавали разного рода вопросы.
— Боже мой…
Последние остатки того, что до сих пор мешало Артуру окончательно превратиться в студень, исчезли безвозвратно. Из него как будто разом выпустили воздух, и его перепуганный до полной невразумительности взгляд бестолково блуждал по комнате.
— Но как они умудрились…
Я подошел к окну:
— Идите сюда, если не верите. Идите и гляньте. Он тут как тут.
— Кто тут как тут?
— Сыщик, который следит за домом.
Не говоря ни слова, Артур подскочил к окну и уставился из-за моей спины на человека в наглухо застегнутом пальто.
Потом не торопясь пошел обратно к креслу. К нему как-то вдруг вернулась толика внутреннего спокойствия:
— Ну и что теперь прикажете делать?
Реплика, судя по всему, вовсе не предназначалась мне; скорее, он просто думал вслух.
— Смываться вам надо, и чем быстрее, тем лучше; как только получите деньги — тут же в бега.
— Они меня арестуют, Уильям.
— А вот и нет, ничего подобного. Если бы они хотели вас арестовать, давно бы так и сделали. Байер говорит, они читают все ваши письма… Впрочем, по его мнению, они еще до конца ни в чем не уверены.
На несколько минут Артур погрузился в тяжкие раздумья. А потом вдруг поднял голову и посмотрел на меня с этакой нервической мольбой в глазах.
— Так значит, вы не собираетесь… — он осекся.
— Не собираюсь — сделать что?
— Ну, рассказать им — э — все как есть?
— Господи, Артур! — я в буквальном смысле слова задохнулся. — За кого вы меня принимаете?
— Да нет конечно, милый мой мальчик… Простите меня. Мне следовало догадаться. — Артур кашлянул с покаянной миной на лице. — Я просто испугался, понимаете, на долю секунды испугался. Видите ли, вознаграждение может оказаться достаточно солидным…
Какое-то время я был не в состоянии вымолвить ни единого слова. Давненько мне не приходилось испытывать ничего подобного. Открыв рот, я смотрел на него, обуреваемый смесью самых разных чувств: негодования и насмешки, отвращения и любопытства. Он робко поднял голову, и наши взгляды встретились. Сомневаться больше было незачем и не в чем. Он и в самом деле не понял, что он такого сказал, чем он мог меня удивить или обидеть. Наконец я снова обрел голос: