Труды и дни

Москвин-Тарханов Михаил

Зимой Федю водили гулять в Нарышкин сквер, в сад Эрмитах, даже иногда на Тверской бульвар. В общем, маленький москвич до своих семи лет рос как многие другие мальчики и девочки «из хороших семей», с которыми он встречался на прогулках. Федя редко болел, но ему запомнилась свинка, тогда шею раздуло, и лицо было действительно какое-то свинячье. Ещё были ветрянка, корь и краснуха, всё как обычно, как у всех.

Летом семейство не выезжало из города, дачу не нанимали. Адам Иванович был дирижёром в Большом, Анна Владимировна работала в конторе МХАТа. До середины июня все театры работали, дальше шли гастроли, а в конце августа уже назначался сбор труппы, как шутил дедушка Вася про МХАТ, «день Иудиных поцелуев». Бабушке Ани

это не нравилось: «Ну, зачем ты так, Вася. У нас есть люди, которые искренне дружат. Есть же порядочные люди». А дедушка Вася в ответ: «Кого в театре называют порядочным известно – кто просто так гадость не сделает и задёшево друга не продаст». Федя удивлялся и не понимал, о чём это они. Бабушка Аня качала головой, и они шли курить. Слушая их пикировку, дедушка Адам крутил седой ус и подмигивал бабушке Тане, та в ответ фыркала и пожимала плечами. Федя тоже пытался подмигнуть, как дедушка, но у него не получалось.

Дедушка Адам был внешне похож на чугунную статуэтку Дон Кихота, что притаилась в кабинете на столике у дивана. Федя сначала думал, что это и есть дедушка Адам, а то, что у Дон Кихота на голове, – это просто летняя шляпа-канотье. Дедушка Адам как-то особенно глубоко ценил свою любимую дочь Соню за её кротость и простоту, впрочем, и всем в семье он был лучшим другом, никогда не повышал голос и, казалось, всегда был доволен жизнью. Говорили, что на репетициях в театре и на занятиях в консерватории он очень строг и требователен, но Федя себе этого даже представить не мог.

* * *

– Федя, немедленно собери свои игрушки, пора заниматься французским. Сколько тебя ждать? – Голос няни Лёли, которая теперь стала уже всерьёз называться бонной, был сердитым. – Я тебе ещё когда сказала всё прибрать?

– Ну ещё немного, ну пять минут.

– Никаких минут, время уже скоро десять часов, нам через час выходить, а тебе ещё одеваться.

Так начинался почти каждый день.

Трудно быть единственным ребёнком в интеллигентной семье, когда твоим воспитанием и образованием занимаются постоянно четыре женщины, а к ним ещё присоединяются иногда авторитетные мужчины.

Единственным, кто не давал Феде заданий и не проверял его знания, был дедушка Адам, который иногда просто беседовал с Федей, – шутил, смеялся, рассказывал забавные истории, угощал конфетами, пел детские чешские песенки, учил немногим чешским словам и выражениям. Федя его очень любил, хоть видел редко, и поговорить с ним удавалось не более получаса.

Бонна Елена Максимовна занималась с Федей французским и английским языками. Мама Соня учила грамотно писать, выразительно декламировать и ещё подолгу монотонно читала сыну нравоучения. За кругом его чтения следила бабушка Аня, также она упорно прививала Феде хорошие манеры, внедряла всеми способами в него мировую культуру, развивала вкус, водила в музеи, театры, на концерты. С ней в шесть лет он впервые побывал во МХАТе на «Синей птице», ему было очень интересно, но царство Ночи напугало маленького Федю, он долго потом не мог заснуть.

Бабушка Таня, в девичестве барышня Энгельберг, была дочерью военного моряка и внучкой военного инженера. Она в своё время окончила гимназию в Гельсингфорсе, где преуспевала в точных науках и была самим воплощением порядка, спокойствия и разумности. Вот и учила она Федю арифметике и ещё развивала в нём практичность и здравый смысл. Иногда к этому подключался отец Феди, Николай Васильевич, который работал на очень высоких технических должностях по воплощению в жизнь плана ГОЭЛРО – программы электрификации советской страны. Навеянные покойным дядей толстовские искания ранней юности у него ушли в прошлое, и теперь он мечтал вместе со всеми сознательными трудящимися нашей советской родины, чтобы электричество и радио пришли в каждый сельский дом. С любимой женой он иногда, бывало, ссорился из-за проблем воспитания:

и ей самой, и Феде он категорически запрещал вегетарианство, сердился, если обнаруживал попытки его внедрить. Соня иногда даже плакала, но сделать ничего не могла – авторитет мужа был для неё непререкаем.

Старший Родичев, дедушка Вася, тоже часто занимался с ребёнком – рассказывал про технические устройства и машины, решал с ним логические задачи, играл в шахматы, шашки и нарды. Дедушка Вася не был строгим учителем, Федя его любил, но немного побаивался, что-то в нём было чуть-чуть колючее, жестковатое.

Ещё к ним приходила педагог по музыке, и по часу в день надо было играть на пианино. Кроме всего прочего, была гимнастика по Миллеру два раза в день под руководством бабушки Тани. Иногда за обедом проходили семейные дискуссии о направлении образования Феди.

– Федя мало читает, у него одни сплошные занятия, ему некогда читать. Так он вырастет малокультурным человеком, – Соня искренне желала, чтобы Федя побольше отдыхал и, лёжа на диване, читал классиков.

– Согласна с тобой, дорогая, действительно, нужно делать упор на чтение и иностранные языки, – говорила Татьяна Ивановна, которая рядом с Анной Владимировной и Соней ощущала пробелы в собственном образовании.

– Кому у нас нужно «дворянское воспитание» – языки, музыка, стихи, пение и танцы? Сейчас время точных наук: математики, физики, химии. Стране нужны инженеры, а не рефлексирующие гуманитарии, – Анна Владимировна в пансионе была не сильна именно в точных науках, потому искренне восхищалась мужчинами семейства Энгельбергов, особенно умом и талантами Василия Дмитриевича.

– В любом случае, он должен пойти учиться в Московский университет, а факультет уж выберет сам. Но для правильного выбора нужна разносторонняя подготовка, чтобы он был осознанным, – Елена Максимовна занимала в споре взвешенную позицию.

– Полагаю, что среднее разумение в наши дни куда важнее высшего образования. Сколько людей сейчас имеют возможность на прекрасном французском языке беседовать о философии Канта и тайнах мироздания после 12 часов работы с тачкой на строительстве каналов? Если конечно, у них остаются для этого силы, – Василий Дмитриевич аккуратно промокнул губы салфеткой. – Сегодня пирог с яблоками Божене особенно удался.

– Антоновка в пироги лучше всего, – подхватила Татьяна Ивановна, она спешила сменить тему разговора, который приобрёл нежелательный оборот.

Адам Иванович не высказывался по вопросам воспитания Феди, он был фаталистом и считал, что чему быть, того все равно не миновать, и от судьбы никуда не уйдёшь: кому что предназначено, то с ним и будет, как ни крутись.

Понятно, что с такими заботами взрослых свободного времени, чтобы поиграть, у Феди почти не оставалось. Но такая скучная закрытая жизнь имела свои плюсы: Федя научился к семи годам хорошо считать, быстро и подолгу читать, свободно говорить по-французски, хорошо и чисто писать, знал пару сотен английских слов, мог назвать столицы стран Европы и даже найти их на карте. Пора было отдавать его в школу, не дожидаясь, когда ему исполнится восемь лет.

Школа и дача

И вот, наконец, Федя пошёл в школу, которая находилась рядом с домом. В 1934 году ему до восьми лет не хватало пару месяцев, но директор разрешил, ребёнок был готов к учёбе. В классе были дети из самых разных семей, но больше всего – отпрысков работников Большого и Малого театров, МХАТа и театра для детей: начиная от внуков знаменитых артистов и музыкантов до детей гримёров, осветителей, бутафоров, капельдинеров и рабочих сцены. Из старых знакомых в параллельном потоке в старшем классе учился внук хормейстера Авранека. Федя раньше бывал с мамой у них в гостях: мама Соня помогала в работе его отцу, авторитетному исследователю творчества и редактору собрания сочинений Толстого Николаю Сергеевичу Родионову.