Труп-невидимка
Шрифт:
И что любопытно – в этих самых туалетах они все еще расхаживают, не проявляя ни малейшего желания переодеться.
Главным же аргументом против Прошкиных было то, что я никак не могла вспомнить ни Сару Абрамовну, ни Хаю Абрамовну. Не было из в моей памяти – и точка. Хотя, возможно, топорик произвел в ней какие-то разрушения.
Я опять взялась за телефон.
– Приезжай, Запердолин, – попросила я, – и арестуй всех моих гостей…
– Так. С тобой все ясно, – озабоченно сказал он. – Я знал, что это добром не кончится. Уже после огнетушителя ты стала говорить странные вещи. Мраморное чучело почему-то не слишком на тебя повлияло, но приклад мушкета выбил из твоей головы все воспоминания о школьных днях, помнишь?
– Нет, – честно сказала я.
– Сиди, не двигайся, жди, я пришлю за тобой кого следует.
И я не двигалась, пока во дворе не раздался вой автомобильной сирены.
Запердолин связался с ближайшим патрулем и прислал его за мной!
Плечистые ребята ворвались в особняк, проникли в мои апартаменты, подхватили меня на руки, и через минуту я уже под вой сирены неслась к Москве.
Во дворе были только близнецы. Я не имела сил кричать, но они поняли, что происходит неладное. Какое-то время они преследовали патрульную машину на байках, но влетать на них в центр Москвы не рискнули. Одно дело – устраивать буйные катания с шумом и треском ночью, да еще зная, что в пять часов утра зевающая тетя Яша притащится выручать из ментовки, а другое – днем и когда с тетей Яшей что-то неладно.
Пока развивалась операция по моему захвату, Запердолин связался с приличной частной клиникой, и, когда меня привезли, он уже прохаживался по приемному покою.
– Ага, прибыла! – отметил он, когда меня втащили и усадили на бедую кушетку. – Маргарита Леонидовна, вот пациентка. Не выпускать из палаты, пока не вспомнит свое имя, фамилию и таблицу умножения!
– Я Яша Квасильева… – прошептала я.
– Слышите? – спросил полковник. – Заговаривается. А с утра была государыней Екатериной.
– У нас есть подходящие вип-палаты, – сообщила добродушная докторша Маргарита Леонидовна. – Если вы, Леонард Леонардович можете оплатить двести долларов в сутки…
– У этой дамы имеется спонсор, – тут же придумал полковник. – Он и триста заплатит, лишь бы привести ее в чувство. Забирайте и лечите!
Но докторша горела желанием похвастаться.
– У нас в клинике лечились Новодворская и Жириновский! – сообщила она. – И сейчас есть очень любопытные личности. Я, конечно, не могу назвать их поименно, однако это люди восточной национальности, известные всей Москве.
– Данияр-бей… – прошептала я, вспомнив мерзавца, который устроил погром в моей столовой.
Маргарита Леонидовна отшатнулась и побелела, как ее халатик.
– Она у вас что, ясновидящая? – спросила докторша.
– Любопытно! А что именно тут делает Данияр-бей? – спросил полковник.
– Это профессиональная тайна.
Тут прибыли два санитала с целым столом на колесах. Меня невзирая на сопротивление уложили и повезли куда-то в глубины клиники.
Ладно, думала я, ладно, Запердолин! Я с тобой еще разберусь!
К счастью, я успела схватить со стола немного денег, тысячи две-три долларов, не больше. Я их как раз приготовила, чтобы сунуть в сумочку, а пришлось совать в декольте.
Первым делом я поехала на узи-осмотр, где врачи переругались в пух и прах над моей головой. Они не понимали, почему мой череп еще цел, и отказывались верить технике, показывавшей в области затылка основательную костную мозоль, сантиметра в два толщиной.
– У людей таких мозолей на черепе не бывает! – утверждал седовласый профессор.
Я и сама знаю, что не бывает. Но если тебя примерно дважды в месяц стукают по затылку чем-то тупым и тяжелым – теоретически может появиться мозоль. Вот она и появилась.
Потом медики разошлись, а меня повезли в палату.
Одноместная палата оказалась в меру комфортабельной, и даже кафель в санузле был приятного цвета. Молоденькая медсестра так деликатно меня раздела, так трогательно поила меня минеральной водой и так нежно давала успокоительные таблетки, что я подумала – а не приставить ли ее гувернанткой к моим старичкам? Что-то у Люсенько в последнее время был какой-то нехороший взгляд.
Я притворилась, что засыпаю, и меня оставили одну.
Выждав немного, я собралась в разведку.
Нужно было понять, как выбраться из дурацкой клиники, куда меня законопатил мой лучший друг Запердолин. Конечно, в его поступке была своя логика. Уж если начали бить по затылку, но могут и продолжить это милое занятие. Такое со мной тоже случалось. А клиника охраняется, да и доставили меня сюда, похоже, под чужим именем. Вот и пусть Запердолин думает, что я смирилась. А мне и в Москве найдется чем заняться. В частности – найду-ка я Маришу Адаменко, с которой была на том берлинском приеме, и поинтересуюсь – существует ли в природе Спара Абрамовна, а если да – кто может дать нужную информацию.
Я была убеждена, что меня приложил топориком один из Прошкиных. И следовало действовать быстро, пока дракон и содерживое его брюха еще в особняке. Хорошо, если Запердолин распорядился перекрыть все ходы-выходы. А если милая семейка уже отбыла восвояси в своих кошмарных вечерних туалетах, увозя свою загадочную добычу?
Просчитывая варианты, я кралась по коридорам и изучала таблички на дверях. Ни на одной не было написано сладостное слово «Выход». В конце концов мне уже стало казаться, что я движусь по кругу.
Надо добавить, что на мне был длинный голубой махровый халат, мягкий и уютный, такой стерильности, какой моя обслуга никогда не добьется. Увидев вдали голубую тень, я подумала, что строитель здешнего лабиринта – не дурак, если догадался в нужных местах расставить зеркала. Тогда тут точно можно блуждать целыми сутками.
Голубая тень покачнулась.
Я остановилась, недоумевая – надо же, как меня качает, а я и не замечаю! Наверно, Запердолин прав – не мешает подлечиться. И если там, в глубине коридора, установлено зеркало – то не скрывается ли за тем зеркалом что-нибудь полезное? Какой-то поворот к желанному выходу?