Трясина.Год Тысячный ч.1-2
Шрифт:
Омнибус остановился под железнодорожным мостом. Выйдя из салона, я пересекла рельсовую дорогу и направилась к жилому кварталу, обнесённому бетонной стеной. Улицы были пустынны, не видно было даже пропойцев - наверное, недавно прошёл патруль. В окнах бараков горели огни, в занавешенных окнах двигались тени. Семьи собирались за ужином.
У входа в барак я встретила Яна. Не ожидала, что он придёт. В последний раз я видела его зимой, во время облавы. С тех пор от него не было никаких известий. Не сразу узнала его в гражданской одежде - парусиновая куртка и брюки, ботинки на высокой шнуровке. Ян сидел на скамейке, вытянув ноги, сунув руки в карманы куртки
– Здравствуй, сестрёнка, - сказал он.
– Ну, чего нелёгкая принесла?
– ответила я не слишком приветливо.
Он передёрнул плечами.
– А что, права не имею? Тут мой дом, между прочим.
"В казарме твой дом", подумала я.
– Ладно, Ян. Заходи, раз уж явился, - произнесла я вслух.
Вдвоём мы прошли в барак. В квартире было душно. На стене бормотал Народный Вещатель. Пляв'узгалка, как называют его местные. Я провела брата в крошечную кухню. Зажгла лампу. Развела огонь в плите, поставила чайник. Ян сидел за столом, по-прежнему держа руки в карманах. При свете масляной лампы его лицо казалось желтовато-серым. Покойник ... Он и вправду был очень бледен. И вёл он себя как-то странно. Сидит как на иголках, улыбается натянуто. Таким я его ещё не видела. Сначала мне показалось, что он немного пьян, но я быстро поняла, что ошибаюсь. Спиртным от него не пахло. Трезв, как стекло. И всё-таки с ним было что-то не так.
Наверно, какие-то неприятности в казармах, размышляла я. Возможно, это связано с мобилизацией. В Северной Провинции давно уже гуляли слухи о том, что близится война с Дуумвиратом. Неизвестно, откуда пошла эта молва. Если верить Народному Вещателю, то на северо-западной границе всё было спокойно. Относительно спокойно. Разве что стычки с повстанцами. Чуть ли не каждый день Охранители бодро рапортовали о расправе над очередной бандой или поимке главарей. Похоже, Наместник решил взяться за них по-серьёзному. И ни слова о войне. Но всё равно откуда-то просачивались тревожные вести. Эверон и Антраум стягивают войска к границе. Торговый Альянс разорвал договор с Советом Смотрителей. На юге остановлено несколько саммеритовых мельниц. В восточных фемах вводят карточки на зерно и рапсовое масло - там начались перебои с продовольствием. В народе растёт недовольство. Августа развернула манёвры у южных границ. В Северную Провинцию идут эшелоны с боевыми машинами. Если война всё-таки начнётся... Неужели внутренние войска тоже бросят на линию фронта? Они и воевать-то не умеют. Пушечное мясо, лучше и не скажешь... На плите засвистел чайник. Я положила чай в заварник и бросила туда горсть засушенных земляничин. Вытащила из буфета глиняные чашки и кувшинчик мёда.
– А я тебе говорил - не связывайся с этим крамольником, - сказал внезапно Ян.
Я вздрогнула так, что едва не выронила чашку.
– Стах? Ян, ты не знаешь, где он?
– спросила я и тут же прикусила язык. Не стоило мне задавать таких вопросов.
Ян дёрнул плечом.
– Ну, как где. У Братчиков, ясное дело.
– У кого?
– переспросила я с недоумением.
– Ты что, новости не слушаешь?
– он мотнул головой в сторону комнаты, где бубнил Народный Вещатель.
– Братчики. Ну, повстанцы. Так они себя называют.
Ян быстро оглянулся, будто кто-то мог нас подслушивать, и заговорил вполголоса:
– Лесные бандиты. Повылезли после беспорядков на площади. По болотам шарятся. А винтовки у них от контрабандистов. Ну, и у кого отнимут. В Разлоге, говорят, целый хутор вырезали, ружья искали. Августа предлагала регулярную армию прислать. В восточных фемах ведь тоже бунтуют, людям жрать нечего. Там у них давно военное положение, войска стоят. А тут Наместник упёрся - не надо, говорит, мне вашей регулярной армии, сам разберусь. А впрочем,
Последнюю фразу Ян произнёс с какой-то особой интонацией. Как будто он что-то такое знает, да не скажет ни за что. И вид такой хитрющий. Господи, как в детстве. 'А я знаю, кто из кутьи все орехи повыковырял, но это секрет!' Я почувствовала, что у меня щемит сердце. Как же давно это было. Бесконечно давно. Будто несколько жизней назад...
– Ян, чаю выпьешь? - я пододвинула к нему чашку.
– Ты меня совсем не слушаешь!
– сказал он как-то обиженно.
– Братчик он, понимаешь? Сташек твой. Тебя тоже могли туда, на Оружейную...из-за него. А тебя не допрашивали даже. Тебя не удивило? Что, совсем не удивило?
Он был прав. После расстрела площади корчмаря Каначика несколько раз таскали на допрос. И обеих подавальщиц тоже, и повара - короче говоря, всех, кто работал в харчевне. Кроме меня. Ко мне у них вопросов не было. Это действительно казалось мне странным.
– Лита, я за тебя попросил тогда. Её. Ну, мою...малую, - он вдруг тихонько рассмеялся.
– Кого?
– Ну, подружку мою. У неё брат конторский. Я ей сказал, чтоб она брату сказала, чтоб тебя не трогали. Ну, и вот...
У меня потемнело в глазах.
– Ян!..
– проговорила я с ужасом. - Ян, ты в своём уме? Не связывайся с конторскими! Слышишь? Не связывайся! Ты даже не представляешь, что это за люди!
– Да люди как люди, - он с шумом поднялся, задев рукавом масляную лампу, которая стояла на столе. Лампа качнулась, на стенах кухни заплясали тени.
– Лита, ты правда думаешь, что мне на тебя наплевать?
– проговорил он глухо. В каком-то возбуждении он расхаживал по дому, сцепив пальцы рук. Он больше не улыбался. Лицо его было бледно.
– Ты ошибаешься, Лита. Это ему, ему наплевать. Волчеку твоему. И на тебя, и на всех. Бросил людей под пули и скрылся. На Оружейной потом головы летели, а он ничего не сделал. И тебя подставил. Потому что ты для него никто. А мне ты не чужая. Я всегда старался тебя поддержать. Помочь с деньгами и всё такое. Я и сейчас тебя не оставлю. У тебя будет всё, что ты захочешь. Платья из этого, атласа, и ленты в волосы, что там ещё? А, браслет тот зирайский, с камушками, помнишь, ты говорила, что хочешь его? Он у тебя будет. И дом. Я дом тебе куплю, нормальный, не то что эта развалюха ...
– Ян, что ты несёшь?!
– крикнула я.
– Да что с тобой такое?
– Лита, у меня деньги есть!
– выпалил он.
– Много! А будет ещё больше.
– Деньги? Откуда?
– спросила я с недоверием. - Ты что, ростовщика ограбил?
Ян издал нервный смешок.
– У Беренис денег до черта. Достаточно, чтоб всё это позволить, - сказал он.
– Беренис?
– переспросила я.
– Кто это? Ян, кто это?
– Я уже достаточно сказал, - произнёс он.
– Скоро сама всё узнаешь.
– Ян, подожди...
Он шагнул ко мне и крепко обнял, не дав мне договорить.
– Всё будет хорошо, - сказал он.
– Вот увидишь, всё будет хорошо.
Потом он ушёл. Я осталась одна в пустой квартире. На столе мигала и потрескивала масляная лампа. По Народному Вещателю теперь передавали музыку. Кто-то перебирал струны лютни, и слащавый женский голос пел о разбитом сердце обманутой дурочки. Чёрт, ненавижу эту песенку. Ненавижу.
Наутро я проснулась, как обычно, под звуки гимна. Народный Вещатель включался в пять часов утра. Быстро собравшись, я вышла из барака и направилась к остановочному пункту. Над городом занялся ранний летний рассвет. Было уже довольно светло, фонари погасли, в зарослях придорожного жасмина посвистывали птицы. Вскоре подошёл омнибус. Поднявшись в салон, я села у окна. Над рапсовыми полями клубился утренний туман, наползал на дорогу, и казалось, будто омнибус плывёт по небу среди облаков. День сегодня обещал быть пасмурным, но тёплым.