Трясина.Год Тысячный ч.1-2
Шрифт:
Лита - Изгнанники
Двенадцать лет минуло с тех пор, как мы покинули дюны. Моему брату тогда было семь. В восемь его отдали в одну из ромейских военных школ, которые открывали повсеместно после утверждения Закона Праведников. В шестнадцать он стал солдатом внутренних войск. В девятнадцать его отправили на эшафот за покушение на убийство. К счастью, наша мать была давно уже в могиле и не видела всего этого.
После отселения власти предоставили нам жилье в городе Вильске. Считалось, что нам крупно повезло, ведь поселили нас не где-нибудь, а в самой столице провинции. Не знаю, почему Наместнику вздумалось сделать
Мы жили в барачном квартале на окраине, неподалёку от рельсовой дороги. Немощёные улицы после каждого дождя растекались грязищей. Квартал обнесён был высоким длинным забором, сразу за которым начинались пустыри. Вдали за пустырями виднелись башни Вильского острога. Дома были сколочены наспех и предназначались специально для переселенцев. Каждый барак был рассчитан на две семьи. Квартиры соединялись темным зловонным коридором, вечно захламленным, заваленным каким-то тряпьем. У нас была комната и кухня с большой печью. Отхожее место располагалось на улице - одно на три барака. Эти дома принадлежали городскому совету. Платили мы только за постой. Сумма была небольшая. Зимой приходилось доплачивать за печной уголь.
Нельзя сказать, что нас бросили на произвол судьбы. Я помню, как к нам приходили чиновницы из Коллегии Гражданского Надзора. Три обрюзгшие бабы с бульдожьими физиономиями, все какие-то одинаковые, как сёстры-близнецы. Все трое в бесформенных серых жакетах, с высоко взбитыми причёсками и золотыми перстнями на мясистых пальцах. Камни в перстнях были очень крупные и фальшивые. Выражение лица у них тоже было одинаковое, злобно-брезгливое. Чиновницы предложили матери отдать сына в военную школу. Платить за обучение не нужно - обо всём позаботятся власти. Ян получит образование, и кроме того, будет обеспечен жильем, пищей, одеждой, и всем необходимым. Мать не возражала.
Также они подыскали матери временную работу - подёнщицей в городской харчевне. Временную, так как женщинам Ромейской Империи не полагалось работать. Незначительный заработок поддержит её, пока она не найдет себе нового мужа. Чиновницы даже оставили ей листок бумаги со списком вдовцов и холостяков, готовых принять одинокую женщину с детьми. Когда они ушли, мать смяла эту бумаженцию и швырнула в печь. Она не протянула долго. Она всегда была сильной, очень сильной. Но после переселения в ней будто что-то надломилось. Море питало её силой и вдыхало в неё жизнь. В Вильске мать задыхалась, как рыба, выброшенная на песок.
Яна мы теперь видели нечасто. Воспитанникам военной школы увольнительные давались лишь по большим праздникам. Я понимала, что брату с нами неинтересно. Когда он приходил, нам не о чем было поговорить. Постепенно мы с матерью становились для него чужими. Когда мать начала болеть, мне приходилось подменять её на подённых работах. Нам нужны были деньги. Когда она умерла, брату дали внеплановый отпуск. На сутки. Но он ушёл сразу после похорон. Ромейская школа сделала свое дело. Родная мать стала для него чужим человеком. И я тоже. Я даже не уверена была, помнит ли он Дольние Земли.
Лита - Стражники
Было время, когда я стыдилась своего брата, почти ненавидела его. Он служил во внутренних войсках, куда стягивается отребье со всей провинции. Неслучайно ромейцы презрительно зовут их 'стражниками', не воинами. Воевать толком они не умеют. Их задача - душить мятежи в городах и местечках. Впрочем, в Северной Провинции давно уже никто не бунтует. Наместник держит своих подданных в железном кулаке, всем недовольным заткнули рты, и теперь здесь тихо, как в покойницкой. Однако и в мирное время для стражников найдётся работа. Охранять резиденции Наместника, к примеру. Или сопровождать осуждённых на плаху. Патрулировать улицы. Патруль стражников был грозой уличного сброда - публичных девок, попрошаек и торговок зеленью
В должности стражника было что-то позорное. Местные презирали их даже больше, чем уличных шлюх, продававших себя за чарку палёнки и горсть медяков, но в то же время их и боялись. Стражникам позволялось очень многое. Командиры внутренних войск смотрели сквозь пальцы на дебоши своих солдат. Считалось, что стражники должны время от времени "выпускать пар" (так это называлось). Главное, чтобы не доходило до поножовщины и смертоубийства. Я видела однажды, как стражники повалили на мостовую какого-то старика и приняли пинать его ногами. Уж не знаю, чем он им не угодил. Горожане проходили мимо, отводя глаза и даже не пытаясь вмешаться. И я тоже. Прошла мимо, сделав вид, что ничего не замечаю. Попробуй только вмешаться. Хорошо, если просто получишь по шее. Будет гораздо хуже, если тебя схватят за шиворот, затолкают в железный фургон с зарешеченными окнами и свезут в Вильский острог. Суды в провинции работали, как машина. Судей не интересовало, взаправду ли ты в чём-то провинился, или же попал стражникам под руку случайно. Карали всех одинаково, и виноватых, и невиновных.
Сделавшись солдатом внутренних войск, Ян начал получать жалованье, и время от времени он присылал мне деньги. Я не отказывалась. Денег мне всегда недоставало. Он всё ещё наведывался ко мне во время увольнительных - скорее по привычке, или для проформы. К этому времени мы стали совсем чужими друг другу. Я надеялась, что окончив обучение в военной школе, Ян вернется домой. Но мои надежды не оправдались. Рядовые солдаты (а Ян был рядовым) жили в казармах на окраинах Вильска. Офицерам полагались казённые квартиры. Когда Ян дослужится до звания офицера, он подыщет себе другое жильё. А потом, скорее всего, женится. И забудет обо мне окончательно.
Сама я о замужестве не задумывалась. Мне было уже двадцать два, ещё немного, и я сделаюсь старой каргой, на какую не взглянет ни один мужчина - но одна лишь мысль о семейной жизни внушала мне отвращение. Жила я на грани нищеты, но всё же это было подобием свободы. Мне, по крайней мере, не нужно было просить позволения мужа, чтобы выйти на улицу или купить себе ленту в волосы. И меня не били каждый день, как мою замужнюю соседку. Я частенько видала, как муж-пропойца таскает свою благоверную по коридору барака, намотав её волосы себе на кулак. Дети? Я не видела смысла в том, чтобы рожать солдат для Империи и девок для солдатских утех. Я видела, во что превращают детей ромейские школы. Мой брат был тому живым примером.
За эти годы Ян из мальчишки превратился в красивого юношу. Военная униформа считалась привлекательной. Он не скрывал, что пользуется успехом у городских девиц. Ему нравилось рассказывать о своих любовных похождениях. О женитьбе он пока не задумывался - да и кто пойдет за простого стражника? Вот когда он станет офицером... Но это будет ещё не скоро. Пока же Ян старался взять от жизни всё, что только мог.
Он со смехом рассказывал мне о своих пьяных загулах и потасовках с местными забулдыгами. Одно из таких похождений закончилось печально - гражданские оттащили его на задворки таверны и довольно сильно отметелили. Так сильно, что ему пришлось неделю проваляться в лазарете. 'Чуть все зубы не повыбили, поганцы. Видишь?' - говорил он и, оттянув пальцем верхнюю губу, демонстрировал два обломанных зуба. Потом, оклемавшись, он вместе с двумя приятелями-стражниками отыскал зачинщика той драки. Бедолагу затащили в отхожее место и заклинили щёткой дверь. 'Он чуть не обделался со страху, думал, сделаем из него эверонскую мужедеву, ах-ха-ха! Да не, мы с ним по-доброму,' говорил Ян. Стражники просто попинали его ногами - не слишком сильно, но чтоб запомнил. После Ян взял своего обидчика за волосы и пару раз приложил его головой о кафельное седалище - так, что у того зубы брызнули изо рта, что твои бусины. Напоследок стражники заставили его ползать на четвереньках и слизывать собственную кровь с загаженного пола. Непогано, а?