Трясина.Год Тысячный ч.1-2
Шрифт:
– Как, совсем?
– поинтересовалась я.
– Вы пропойцев видели?
– спросил Сташек, взглянув на меня сквозь стёклышки очков.
– К несчастью, это у семгальцев в крови. Нашему человеку нужно совсем немного, чтобы превратиться в горького пьяницу. Поэтому лучше вообще не прикасаться к этому зелью. Сам не пью, и вам не советую.
Меня потрясло, что он говорил на чистейшем семгальском языке. Я говорила на ромейском. И Ян тоже. И все вокруг. Семгальский язык не был под запретом, но говорили все на ромейском. Как-то так получалось.
– Может, тогда возьмёте кофе с кардамоном?
– спросила я, тоже перейдя на семгальский.
– И сырные пирожные. Они сегодня удались. Наш повар очень старался..
– Пожалуй, лучше горячий
– И...простите, как ваше имя?
– Лита.
– Чудесно. Лита, раз уж начался такой банкет, позвольте и для вас что-нибудь заказать. Пожалуйста, не отказывайтесь, - добавил он с улыбкой, увидев, что я уже собираюсь удрать.
Я задумалась. Сташек выглядел совсем безобидным.
– Ну...засахаренные фиалки, - сказала я после короткой паузы. На самом деле мне уже давно хотелось их попробовать, да денег было жалко.
Каначик сдержал обещание, и в тот день я получила свои премиальные. Упрямый школяр наконец-то раскошелился. Я подошла к нему и на другой день, и ещё через день снова. Каждый раз он заказывал для нас обоих кофе с какой-нибудь выпечкой, хотя я его об этом не просила. Корчмарь премиальных мне больше не давал (ещё чего!), но это уже было неважно. Меня тянуло к Сташеку. Рядом с ним мне было легко и просто. Мы ещё больше сблизились, когда он узнал, что я родом из приморья. Он, оказывается, тоже из Дольних Земель. Переселенец. Когда однажды он предложил проводить меня домой, я не стала возражать. Мы шли по пустынной улице, освещённой масляными фонарями - я в простеньком платье и жакете, он в сермяжном пиджаке, с неуклюжей студенческой сумкой через плечо. Рядом с ним я чувствовала себя такой сильной. Мне казалось, что если к нам прицепятся какие-нибудь забулдыги, именно мне придётся защищать Сташека, а не наоборот. Он выглядел таким безобидным, беззащитным даже - длинный и худощавый, со светлыми, чуть взлохмаченными волосам и серыми глазами за стёклышками очков. Хотя то, о чём он говорил, немного настораживало. Мы вспоминали Дольние Земли. Новая граница Империи прошла по линии дюн, говорил Сташек. Но там, за морем, нет ничего, кроме Просторов Мрака. Изгнание приморцев ничем не оправдано. Это преступление. Да и вся история Ромейской Империи - сплошная череда преступлений. В Цитадели сборище бандитов, лицемеров и отравителей. Впрочем, они все такие. Нация безумцев. Недаром говорят: чтобы понять ромейца, надо самому сойти с ума, как Ойген Блаженный... Тут Сташек замолк, будто осознав, что ляпнул лишнее, и сменил тему разговора. Он уже знал, что мой брат служит во внутренних войсках.
Сташек проводил меня до рельсовой дороги, и там мы с ним распрощались. В свой барачный квартал я его не повела. Не хотела показывать, как я живу. В тот вечер я долго не могла заснуть. Лежала на тахте, вспоминая наш сегодняшний разговор. Всё, что говорил Сташек, было правильно. Удивительно - он вслух произнёс именно то, о чём я сама всё время думала. Только у меня не получилось бы выразить свои мысли так красиво и складно. Всё-таки Сташек - учёный школяр, а я - грубая полуграмотная девка. Но мыслим мы с ним совершенно одинаково. Ойген Блаженный, хм. Сойти с ума, чтобы понять ромейца. Вот ещё. Не желаю я их понимать. Я их просто ненавижу.
Лита - Праздник
Приближалась зима. Дни становились короче, ночи всё холоднее и глуше. На Просторах Мрака за скалистыми островами зарождались свирепые сиверы, веяли из-за моря, выстуживая землю. В Месяц Зничек - Ноэмвриос по-ромейски - Северное Море делается ледяным и чёрным, как свинец. В тёмных гротах Хранителя Снов, у самого края земли, зарождаются штормы и бури, а демоны глубин поднимаются на поверхность, и оседлав пенногривых водяных лошадок, носятся над морем необузданной кавалькадой,
Потом пришла зима, и начались праздники. Первое Явление Вышнего. День Воссоединения отмечался только в Северной Провинции. Явления Вышнего праздновались по всей Империи. В эти дни работать не полагалось. Людям надлежало посещать торжественные службы в храмах и проводить время в кругу семьи. По случаю праздника на площадях и в городском саду проходили ярмарки и гуляния. Там звучала музыка, и можно было даже потанцевать. Это не запрещалось. Запрет касался лишь семгальских инструментов. Самодельные скрипки, которые в народе звались 'болотными'. Жалейки из лозы. Колёсные лиры с печальными, воющими голосами, похожими на плач. Маленькие волынки, которые изготовляли из козьих шкур и украшали цветами и лентами. Всё это было вне закона. Постепенно жителей провинции приучали к ромейским тростниковым флейтам, лютням и цитрам. Я так и не смогла к ним привыкнуть. Их музыка, не лишённая определённой красоты и гармонии, всегда казалась мне какой-то странной, чужой...
Сташек не был любителем уличных забав, и я потащила его на ярмарочную площадь чуть ли ни силком. Ну в самом деле, нельзя же всё время корпеть над книжками. Этак и заплесневеть недолго. Людей на площади было не так уж много, но меня это только обрадовало. Не люблю толкотни. На припорошенной снегом брусчатке стояли ларьки с остроконечными крышами и прилавками, украшенными еловыми ветками и фонариками с разноцветными стёклами. Рядом жарились на углях мясо и каштаны, виночерпий в кожаном фартуке размешивал в чане подогретое красное вино. Посреди площади уличный музыкант играл на лютне, возле него полукругом стояли люди, несколько пар танцевали.
Я видел волка, лису и зайца,
Они плясали вокруг пня...
Сначала мы со Сташеком купили по горсти горячих каштанов, густо пересыпанных крупной сероватой солью, потом я поволокла его к ларьку с товарами для дам. Я долго разглядывала прилавок, и наконец купила кусок мыла с лавандой и коробочку ароматического воска. Большего я позволить себе не могла, так как денег у меня было в обрез. Конечно, Сташек предложил расплатиться за меня, но я наотрез отказалась. Он и так еле-еле сводит концы с концами (бедный школяр), не хватало ещё, чтобы я выклянчивала у него "на булавки". Потом мне захотелось подойти к лютнисту и возможно, даже потанцевать. Почему бы и нет? Мелодия была живенькая.
Вокруг пня в дубраве тёмной
Плясали заяц, лиса и волк...
– Стах!
– услышала я у себя за спиной.
Я обернулась. Ян. Он был в гражданской одежде - стёганая куртка нараспашку, суконные штаны и зимние ботинки, довольно-таки поношенные. Наверное, в казармах дали увольнительную по случаю праздника. Без униформы он выглядел, как обычный молодчик из предместья. И судя по всему, он был уже хорошо поддатый.
– Вот, чёрт...
– сказала я и отвернулась.
– Стах, я тебе говорил не лезть к сестре? Говорил, нет?
– орал Ян. Язык у него слегка заплетался.
– Ян, угомонись, - тихо сказал Сташек.
– Лита, идём домой!
Ян схватил меня за руку и резко развернул лицом к себе. Я отчетливо ощутила карамельный запах "палёнки" - пойла из спирта, слегка разбавленного водой и сваренного с корицей, имбирем и жжёным сахаром. Излюбленный напиток стражников. Кислой червивкой они брезгуют, червивку хлещут только пропойцы.
– Чёрт, да ты в стельку. Видела б тебя мать. Она бы со стыда сгорела, - сказала я, пытаясь его оттолкнуть. Мне и впрямь было стыдно. Я готова была сквозь землю провалиться. На нас уже начинали оглядываться.