Трюкачи - роман завершен

Мирославович Пекальчук Владимир

— Откуда вы...

— Опыт, Йошихара, опыт. Знаете, сколько таких, как вы, я уже перевидал? Ну давайте, договаривайте уж до конца. Раз позвонили, то нечего скрытничать. Вы импотент, не так ли?

— Нет! Ну то есть не совсем... 'это' я могу, а вот детей у нас никак не получалось... Доктор жене сказал — с ее стороны все в порядке...

— А вам что сказал доктор? Вы обследовались?

— Вы понимаете, я с детства ужасно боюсь ходить по врачам...

— Понимаю. Знаете, в чем ваша главная проблема, Йошихара-кун? — фамильярно спросил Тирр.

— В чем?

— В том, что вы лузер. Классический и безнадежный.

— Кто?

— О, небо, вы и английского не знаете? Loser. На японский это слово обычно переводят

как 'неудачник', но это в корне неверный перевод. 'Лузер' происходит от глагола to lose — 'проигрывать'. Проигравший всегда знает, что сам виноват в своем проигрыше, и окружающие это знают, и относятся соответствующе. И поэтому, кстати, западный проигравший сохраняет шанс добиться выигрыша в будущем. Но у вас не так. 'Неудачник' происходит от слова 'удача'. Вы во всем вините слепой случай, рок, фатум, обстоятельства, ближних, дальних, работу, природу, небеса, весь мир — но только не самого себя! И вместо того, чтобы пытаться что-то реально исправить, вы будете умиляться собственной непутевостью и пить сакэ.

— Я не пью сакэ! Ну чуть-чуть разве что... когда на работе что-нибудь отмечают и всем наливают...

— Но все равно не пытаетесь ничего исправить. Видите ли в чем дело, Йошихара. Вы в этом мире никому не нужны. Вообще никому. Абсолютно. Вы — нуль. Ничтожество. Пустое место.

— И... это говорите мне вы? Сотрудник телефона доверия? Я думал...

— Вы думали, что вас тут будут утешать и отговаривать? Вы позвонили, чтобы услышать сладкую ложь вместо правды? Странные у вас представления о доверии... Собственно, вы и врачей боитесь по той же причине. И, что самое интересное, я ведь не сказал вам ничего нового. Вы же позвонили потому, что сами поняли свою никчемность по всем статьям. Точнее, поняли вы это давно, ну а признали только тогда, когда вам стукнул сороковник. Вот, кстати, еще одна классическая глупая пошлость у таких, как вы — привязывать оценки своей жизни к круглым датам. Да какое значения имеют эти цифры, круглые лишь потому, что у нас на руках по десять пальцев? Если человек ничего из себя не представляет в возрасте тридцать девять лет одиннадцать месяцев двадцать дней — неужели надо ждать еще десять дней, чтобы признать его жизнь провальной? Неужели за эти дни что-то изменится? Вы ведь сами сказали — вам уже поздно пытаться начать жизнь заново. Не могу с этим не согласиться.

— И что же по-вашему... мне и в самом деле стоит... ну...

Тирр кровожадно ухмыльнулся в трубку.

— Вы с этого и начали разговор, не так ли? Впрочем, нет, не так. У вас кишка тонка даже на это. Настоящие самоубийцы никому не звонят посреди ночи, даже записки редко оставляют — они просто идут и делают свое дело. А истеричные психопаты и ничтожества, неспособные обратить на себя внимание ничем иным, поднимают шум на всю округу: 'Ах, смотрите, смотрите, мне плохо! Ах, жалейте, утешайте меня, не то я с собой что-то сделаю!' Только ничего вы не сделаете. Поговорив со мной, вы уляжетесь в свою одинокую постельку и до утра будете жалеть себя, а утром с больной головой опять потащитесь в ненавистный офис, чтобы делать там работу за директорскую секретаршу, которую вы ненавидите и считаете дешевой шлюхой потому, что она никогда не даст такому, как вы. Описать вам дальнейшие перспективы, Йошихара-кун? Впереди у вас — ничего, кроме одинокой старости. Без семьи, без друзей, без любимого дела. Без денег, что весьма немаловажно. И без приличного здоровья, учитывая ваше отношение к медицине и отсутствие силы воли, необходимой для поддержания себя в форме. И вы все это понимаете не хуже меня. Но, тем не менее, не сделаете то единственное разумное, что еще можете сделать. Потому что вы трус.

— А вот и сделаю! Сделаю, йокай бы вас побрал! И моя смерть будет на вашей совести!

— Ну разумеется, пенять на зеркало — как это умно и оригинально...

— Я уже влез на стул! Послушайте... я понял, это такая шоковая психотерапия, да? Сейчас вы скажете, что на самом деле не все так плохо? Только говорите скорее, потому что я и в самом деле стою на стуле с петлей на шее...

— Никакой психотерапии. Терапия в вашем случае бессильна. Знаете, почему я говорю вам все это, Йошихара? Потому что я не психолог из службы помощи неудачникам, это частный дом. Вы даже номер нормально набрать не смогли. Вот что я вам скажу. У вас, по большому счету, три варианта. Первый — соберите волю в кулак и шагните со стула, вы жили как размазня — хоть умрите как человек. Второй вариант — наберите номер правильно, попадите к психологу, который будет вас отговаривать и лгать о том, что не все так плохо. Только он не поможет, потому что я уже сказал вам правду, и в конечном варианте вы все равно придете к варианту номер один.

— А третий? — в голосе Йошихары сквозила безнадежность.

Тирр отправил в рот кусочки тунца вперемешку с креветками и заработал челюстями. Он уже поиздевался над несчастным вволю, теперь же еще и эксперимент можно поставить интересный.

— Третий... Как бы вас натолкнуть на очевидную мысль, которую вы не видите в упор... Вы стоите на стуле?

— Стою...

— С петлей?

— Да.

— Ну так вот. Если прямо сейчас вы готовы шагнуть вперед и расстаться с вашей убогой жизнью — значит, терять вам уже нечего и бояться нечего. У вас еще один, последний шанс все исправить. Или хотя бы попытаться.

— Как?

— Измените свое поведение. Придите завтра на работу, когда начальник обратится к вам 'Йошихара' — при всех отчитайте его, как сопляка, поинтересуйтесь, почему его родители не научили сына уважать старших. Но при всех, понимаете? Поручат сделать что-то, что положено делать секретарше — громко поинтересуйтесь, за что тогда платят секретарше...

— Ну и шуточки у вас! Это же... это...

Тирр засмеялся:

— Йошихара, вы идиот? Уже собрались из жизни уйти, но боитесь увольнения?! Вам страшно всего лишь потребовать у других уважения? Так вы его не заслуживаете, коли так. Вы кусок дерьма, Йошихара. Смелее, чума вас забери, вперед! Либо к начальнику в кабинет, либо со стула — у вас третьего варианта нет, потому что любой иной путь в конечном итоге все равно приведет к петле!

В трубке послышалось сопение, затем Йошихара сказал:

— А ведь вы правы. Бояться начальника, не боясь смерти... Смешно. Я сделаю так, как вы говорите...

— Только это, запишите мой номер, позвоните и расскажите, что получится. Самому интересно.

Он выключил трубку и принялся за салат. Позади послышались тихие шажки.

— Знаешь, я была уверена, что ты доведешь беднягу до самоубийства, — улыбнулась Марго, садясь на соседний стул.

— Да я так и собирался, — признался Тирр, — мне просто стало любопытно, получится ли у него хоть что-то.

***

— Доброго утра, аники, — поздоровался Такехиса как ни в чем не бывало.

— Доброго, Юдзи-кун, — ответил Тео.

Он опасался, что 'младший брат' обидится за валяние на полу — но вроде бы нет. И то хорошо.

— Вас тут, как мне кажется, вызывают на поединок, — вполголоса сказал Такехиса, — причем девчонка. Она не уточняла, но сказала передать, что будет ждать вас на следующей перемене на заднем дворе. Там, где вы Куроду укатали.

— А с чего ты взял, что непременно поединок? — приподнял бровь Тео, — вдруг на свидание пригласить?

— Потому что она вся такая правильная и высокоморальная, и таких, как мы, не переносит на дух, и у нее в активе есть пара драк с банцу еще в средней школе. Я подозревал, что мне придется ставить ее на место, но не думал, что она на вас осмелится замахнуться... Киоко Хираяма, дочь сэнсэя Хираямы. Первый кю у нее.

— А это уже интересно. Я просто встречался с ней не далее как вчера.

— Оп-па! — оживился Такехиса. — Так вы ей наваляли, аники, а она жаждет реванша?

Тео с осуждением покосился на 'младшего брата':