Тщательная работа
Шрифт:
— Привет, Жозе. Мы еще не знакомы.
Зашел Камиль, и сразу возникло противостояние. Жозе настоящий мужчина. Он смотрит на недомерка, словно тот кусок дерьма на тротуаре.
На этот раз они не стали останавливаться на пороге. Жозе ни о чем не спрашивает, пропускает их, очевидно на третьей скорости прокручивая в голове все причины, по которым полиция могла явиться к нему вот так, без предупреждения. И таких причин, по видимости, хватает. Гостиная очень маленькая, главное в ней — диван и телевизор. На низеньком столике две пустые бутылки из-под пива, на стене чудовищная картина, запах грязных носков; стиль скорее холостяцкий. Камиль проходит в спальню. Полный кошмар, всюду одежда, и мужская и женская, жуткая обстановочка с плюшевым переливающимся покрывалом.
Настороженный, уже заупрямившийся, Жозе облокотился о косяк с таким видом, мол, сказать ничего не скажет, но чувствует, что поимеют его по полной программе.
— Ты живешь один, Жозе?
— А почему вы спрашиваете?
— Вопросы здесь задаем мы, Жозе. Итак, один?
— Нет. Еще Эвелин. Но ее сейчас нет.
— А чем занимается Эвелин?
— Она ищет работу.
— А… И не находит, верно?
— Пока нет.
Луи ничего не говорит — ждет, какую стратегию выберет Камиль. Но того вдруг охватывает невероятная усталость: все это предсказуемо, расписано, а в этой профессии даже дерьмовые разборки становятся формальностью. И выбирает нечто самое быстрое, лишь бы скорее покончить:
— Давно ты ее видел?
— Она уехала в субботу.
— И часто она так не возвращается?
— Вообще-то, нет, — отвечает Жозе.
В этот момент Жозе понимает, что им известно куда больше, чем ему, и худшее еще не случилось, но случится очень скоро. Он смотрит на Луи, потом на Камиля; один глядит прямо перед собой, другой — в пол. Вдруг Камиль перестает быть карликом. Он — отвратительный образ рока, не говоря обо всем прочем.
— Вы знаете, где она… — говорит Жозе.
— Она убита. Ее нашли сегодня утром в квартире в Курбевуа.
И только в этот момент они поняли, что малыш Жозе действительно страдает. Что Эвелин, пока была еще целой, жила здесь вместе с ним и, какой бы потаскушкой она ни была, ему она дорога. И вот тут она спала, тут, вместе с ним, и Камиль смотрит в потрясенное лицо парня, на котором застыло то выражение полнейшего непонимания и раздавленности, с каким встречают истинные катастрофы.
— Кто это сделал? — спрашивает он.
— Пока не знаем. Именно поэтому мы здесь, Жозе. Нам хотелось бы понять, что она там делала.
Жозе отрицательно качает головой. Он не в курсе. Час спустя Камиль знал все, что можно было знать, о Жозе, Эвелин и их маленьком частном предприятии, которое и привело девушку, между прочим довольно сообразительную, туда, где ее разделал на куски неизвестный псих.
18
Эвелин Руврей была на редкость понятливой девицей и дважды наступать на те же грабли не собиралась. Когда ее задержали в первый раз, она очень быстро сообразила, что уже ступила на накатанную дорожку и жизнь ее на полной скорости мчится под откос, — достаточно было глянуть на ее мать. Что до наркоты, она держалась хоть и приличной, но не опасной для жизни дозы, зарабатывала на пропитание в районе Порт-де-ля-Шапель и посылала куда подальше тех, кто предлагал заплатить вдвойне и забыть про презерватив. Через несколько недель после приговора в ее жизни появился Жозе. Они обосновались на улице Фремонтель и подписались на Wanadoo. [8] Эвелин проводила два часа в день в поиске клиентов, отправлялась на место встречи, а Жозе всегда провожал ее и ждал. Он играл в электрический бильярд в одном из ближайших кафе. Настоящим сутенером Жозе не был. Он знал, что во всем этом предприятии голова не он, а Эвелин, организованная и осторожная. До какого-то момента. Многие клиенты встречались с ней в гостинице. Так было и на предыдущей неделе. Клиент ждал ее в гостинице «Меркюр». Выйдя от него, она рассказала совсем немного: не извращенец, скорее приятный, при деньгах. И именно от него Эвелин получила предложение. Вечеринка на троих послезавтра, вторую партнершу она должна найти сама. Единственное требование клиента: чтобы они были приблизительно одного роста и возраста. И он хочет большие груди, вот и все. Поразмыслив, Эвелин приглашает Жозиану Дебёф, с которой познакомилась на Порт-де-ля-Шапель: расчет на всю ночь, мужик будет один, предлагает кругленькую сумму, как за два дня работы, и никаких расходов. Он дал адрес в Курбевуа. Сам Жозе их обеих туда и отвозит. Когда они оказываются в пустынном предместье, им становится немного не по себе. На случай если дело обернется неладно, они договариваются, что Жозе посидит в машине и подождет, пока одна из девушек не подаст ему знак, что все в порядке. Вот он и остается сидеть в своей машине в нескольких десятках метров от здания, когда клиент открывает им дверь. Свет идет изнутри, и он различает только силуэт. Мужчина пожимает обеим девушкам руки. Жозе просидел в машине еще минут двадцать, пока Эвелин не подошла к окну и не подала условный знак. Жозе не без радости уехал, он собирался посмотреть матч ПСЖ [9] по телевизору.
8
Wanadoo — французский интернет-портал.
9
ПСЖ (Пари Сен-Жермен) (фр. Paris Saint-Germain; PSG) — французский футбольный клуб.
Выйдя от Жозе Ривейро, Камиль поручил Луи собрать предварительные данные о второй жертве, Жозиане Дебёф, 21 года. Поиски обещали быть недолгими. Редко случалось, чтобы девочки, гуляющие по окружной, были неизвестны полиции.
19
Обнаружив Ирэн в полной целости, полулежащую на диване перед телевизором — обе руки обхватывают живот, на губах чудесная улыбка, — Камиль осознал, что в голове у него с утра мельтешат куски женских тел.
— Что-то не так?.. — поинтересовалась она, увидев, что Камиль вернулся с толстой папкой бумаг под мышкой.
— Да нет… все отлично.
Чтобы сменить тему, он положил руку ей на живот и спросил:
— Ну что, шевелится вовсю там, внутри?
Он не успел закончить фразу, как начались восьмичасовые новости, и сразу с изображения фургона отдела идентификации, медленно отъезжающего от дома на улице Феликс-Фор в Курбевуа.
К тому моменту, когда они добрались до места, операторам уже нечем было поживиться. Кадры во всех подробностях демонстрировали вход в квартиру, закрытые двери, перемещения оставшихся техников из отдела идентификации, крупные планы окон, тоже закрытых. Голос комментатора за кадром звучал серьезно и значительно, как при сообщениях о крупных катастрофах. Камилю хватило одного этого признака, чтобы понять: пресса крепко вцепилась в это происшествие и просто так не отцепится. На секунду он понадеялся, что прицельный огонь быстро переместится на министра.
Появление пластиковых мешков стало предметом отдельного обсуждения. Не каждый день их было столько. Комментатор подчеркивал, как мало известно об «ужасной трагедии в Курбевуа».
Ирэн ничего не сказала. Она смотрела на экран, где появился ее муж. Выйдя из лофта к концу дня, Камиль удовольствовался тем, что просто повторил все сказанное несколькими часами раньше. Но на этот раз имелось изображение. Пойманного в кольцо микрофонов на длинных штативах, которые тянулись к нему со всех сторон, его снимали «как есть», без всякой подготовки, что только подчеркивало несообразность ситуации. К счастью, сюжет был доставлен в редакции довольно поздно.
— У них было не очень много времени на монтаж, — как профессионал заметила Ирэн.
Кадры подтверждали ее диагноз. Речь Камиля показали отрывочно, сохранив только лучшее.
— Убиты две молодые женщины, личности которых еще не установлены. Речь идет о преступлении… необычайно кровавом. — («Эк меня занесло!» — сам себе удивился Камиль.) — Следствие ведет судья Дешам. Вот все, что можно сказать на данный момент. Нам нужно время…
— Бедный мой… — сказала Ирэн, когда сюжет закончился.
После ужина Камиль сделал вид, что заинтересовался программой передач, но предпочел полистать один-два журнала, потом достал из секретера какие-то бумаги, пробежал их с карандашом в руке и так до тех пор, пока Ирэн не сказала:
— Поработал бы ты немного. Может, тебя отпустит…
Ирэн улыбалась.
— Поздно ляжешь? — спросила она.
— Нет, — заверил Камиль. — Я только гляну и сразу приду.
20
Было одиннадцать вечера, когда Камиль положил на стол дело за номером 01/12587. Толстое досье. Он снял очки и медленно потер веки. Это доставляло ему удовольствие. Он, у которого всегда было прекрасное зрение, иногда ловил себя на том, что с нетерпением дожидается момента, когда представится возможность сделать это. На самом деле всего жестов было два. Один подразумевал широкое движение, когда правая рука снимала очки, а голова слегка поворачивалась, подчиняясь движению и как бы завершая его. Другой вариант, отличавшийся большей изысканностью, включал в себя чуть загадочную улыбку, а в идеальных случаях очки с легкой неловкостью перемещались в левую руку, с тем чтобы освободившаяся правая протянулась к посетителю в знак эстетически безупречного приветствия. Второй жест был принципиально иным: очки снимались левой рукой, веки прикрывались, очки помещались в пределах досягаемости, затем большой и средний палец массировали переносицу, а указательный был прижат ко лбу. В этом варианте глаза оставались закрытыми. Предполагалось, что жест передает расслабление после усилия или слишком долгого периода концентрации (при желании его можно было сопроводить глубоким вздохом). В целом это был жест слегка, но только слегка стареющего интеллектуала.