Тщательно отшлепанная
Шрифт:
— Но это была твоя мечта — указать свое имя, чтобы тебя признали за то, что ты пишешь.
Я пожала плечами и обвила его шею руками.
— Мечты меняются.
— А иногда нет, — сказал он, осыпав поцелуями мои щеки и губы. — Иногда тебе снится чертовски безумный сон, который, как ты думаешь, никогда не сбудется, а потом он вдруг сбывается, и твоя мечта стоит прямо перед тобой и просит шлепать ее всю оставшуюся жизнь.
Громкий смех вырвался из моего горла.
— Мы такие романтики, что меня тошнит. — Когда мой смех утих, я начала снимать с него одежду. Гарри наблюдал за
— Я голая, Maitre. Что вы хотите со мной сделать?
Застонав, Гарри подхватил меня на руки и понес через всю комнату к Андреевскому кресту. Не отводя от меня взгляд, он пристегнул мои запястья и лодыжки наручниками. Волнение и возбуждение, как всегда, покалывали мое тело. Но сейчас все было по-другому. Ярко-голубой взгляд Гарри, который я так обожала, пожирал меня, и все в этот момент было по-другому. Он был Maitre и, как всегда, доминировал и контролировал ситуацию. Но здесь, прямо сейчас, без масок, плащей и вуалей, он был еще и моим Гарри. Мой Гарри Огюст Синклер, человек, которого я любила больше самой жизни.
Я застонала, чувствуя, как ожил каждый синапс в моем теле, когда Гарри поцеловал мою голень, а затем стал покрывать поцелуями каждый сантиметр моей кожи. Когда его губы прижались к моим, я зарыдала от счастья. Maitre никогда не целовал меня, даже ничего похожего не было между нами. Но сейчас он впивался в мои губы, насытив меня своим вкусом и навсегда поселившись в моей душе.
— Фейт, — стонал он, располагаясь между моих ног. Руки скользнули по моей талии, затем вернулись выше, чтобы обхватить мое лицо, и он вошел в меня. Когда наше тяжелое дыхание заполнило комнату, я покорилась его прикосновениям, его телу и его любви. Гарри целовал меня, а я стонала ему в рот, чувствуя, как в основании моего позвоночника нарастает напряжение.
— Гарри, — прошептала я ему в губы, чувствуя, как из глаз скатилась случайная слеза. Это было так много: он, я и наше будущее, которое теперь лежало перед нами.
— Я люблю тебя, — прошептал он, и я разлетелась на части. Мои запястья и лодыжки дернулись, сопротивляясь фиксаторам. Потом Гарри замер и, выкрикнув мое имя, кончил, припав лбом к моей шее. После этого нам стало жарко и нечем дышать.
Один за другим Гарри снял наручники, фиксирующие меня на кресте. Когда я освободилась, он отнес меня на кровать, лег и прижал к своей груди. Собравшись с силами, я провела пальцем по его грудине, улыбаясь, когда его блестящая кожа затрепетала от моего прикосновения.
Гарри поцеловал меня в лоб и провел руками по моим волосам, полностью удовлетворенный.
— Все по-другому, — сказала я, нарушив приятную тишину в комнате. Я наклонила голову, чтобы видеть Гарри. Он встретил мой взгляд. — Это, — продолжила я. — Быть здесь с тобой, заниматься с тобой любовью вот так. — Его приятный аромат обволакивал меня, притягивая ближе. — Раньше это было весело, возбуждающе, а сейчас… — я замялась.
— Сейчас? — сказал он хриплым голосом.
— Я всегда любила это. Эту сторону тебя, нас. — Я увидела на стенах наручники, флоггеры и трости. — Но сейчас, когда я полностью доверяю тебе, когда ты смотришь на меня… — я покачала головой. — Любовь, — сказала я, поняв, что говорила бессвязно. — Она все изменила. — Я поцеловала Гарри в щеку, потом в губы.
Потерявшись в его вкусе, я смогла отстраниться, его руки обхватили мое лицо, и я сказала.
— Теперь это значит намного больше. Ты и я, вот так, здесь, в любви, и никаких секретов между нами… — я улыбнулась. — Теперь это стало идеальным.
Гарри перевернул меня на спину и поцеловал. Он целовал меня до тех пор, пока на моих губах не появились синяки.
— Я никогда не смогу насытиться тобой, — сказал он мне в губы. — В любом виде. Здесь, связанной, дома, в нашей постели, где угодно, Фейт. Я просто хочу тебя.
— Я твоя.
Гарри посмотрел на меня с такой любовью в глазах, что у меня сердце заколотилось. Он снова заключил меня в свои объятия, как будто никогда меня не отпустит. Он убрал волосы с моего лица и сказал.
— Мой отец передает мне HCS Media.
— Я знаю. — Он даже не удивился этому; это кое-что подтверждало.
— Мне придется делить свое время между Нью-Йорком и Англией.
Притянув его к себе, я сказала.
— Мне нравится Англия, поэтому я одобряю такой образ жизни. — Я сделала вид, что задумалась. — Вот… если бы у нас был дворец с двадцатью тремя спальнями, который мы могли бы занимать, пока находимся там. Все, что менее грандиозно, просто не годится.
— Это старинная усадьба, а не дворец. Есть разница.
— Несущественная, — ответила я.
— Но твоя колонка, — сказал Гарри, как всегда, со своим избыточным рыцарством.
— А что с ней? Писательство хорошо тем, что ты можешь заниматься этим где угодно. И, Гарри, я знаю, что ты эксперт и все такое, но во всем мире есть сексуально неудовлетворенные люди, нуждающиеся в помощи мисс Блисс. Выводя нас на международный уровень, я оказываю услугу всему миру. Я чертов супергерой для людей с горизонтальными проблемами. — Я насмешливо вздохнула. — Если бы только у нас было больше поместий, куда можно было бы сбежать, мы могли бы захватить весь мир.
Гарри заколебался.
— Ну, у нас есть поместье моей матери во Франции, которое я унаследовал. — Я замерла и поняла, что он не шутил. — Потом есть моя вилла в Монако, пентхаус в Лондоне и, конечно, пентхаус здесь…
Я впилась в губы Гарри поцелуем, чтобы прервать его, пока у меня не начался приступ тревожности из-за того, что он чертовски богат, и ему не пришлось нагнуть меня, чтобы успокоить. Когда мы оторвались друг от друга, его лазурные глаза были такими яркими, какими я их никогда не видела.
— И перспектива однажды стать герцогиней тебя не пугает?
Когда он произнес слово «герцогиня», мой желудок слегка сжался. То есть я, герцогиня. Но когда я посмотрела на это красивое лицо и увидела улыбку на губах, то подавила появившееся беспокойство.
— Раз уж ты не против взять в жены деревенщину, то и я справлюсь.
— Общество может нас не одобрять, и нас могут приглашать только на свадьбы низших королевских особ, — сухо сказал он, не теряя игривого блеска в глазах.