Тщеславие

Снегирев Александр

— Тихо, господа, тихо. Пушкер ни при чём.

Димка никак не ожидал помощи от Людмилы Степановны. Она прояснила ситуацию:

— Денежную премию пришлось урезать. Кризис. Просто на сцене об этом решили не заявлять. Всё официально. У меня есть бумаги. — И зачем-то добавила: — Прошу разойтись.

К счастью, певица, которая успела отдохнуть и вдоволь напиться воды, перебрала голосом несколько нот и запела. Публика тотчас переключилась с Димки на танцы, не пожалев ни капельки о зрелище, которого её лишили.

* * *

Димка тоже танцевал: прыгал, махал руками, выкидывал ноги в стороны, тряс головой. Приоткрывал глаза только, когда чувствовал, что скакнул кому-то на туфлю или зацепил рукой. Минут десять бесновался и только после этого понял, что певица реально круто поёт. То есть она не просто красивая женщина, она офигительная, подсоединённая к космосу тёлка. Когда Димка это понял, то остановился и повернулся к певице. И чуть не отскочил от неожиданности.

Певица склонялась к нему с невысокой сцены. Так склоняются, заметив в траве мелкую симпатичную маргаритку, так склоняются к божьей коровке, ползущей по листку. Обернувшись, Димка оказался с ней лицом к лицу. Расстояние между ними равнялось длине микрофона. Певица вытянула последнюю ноту и убрала микрофон ото рта. Её тёмные глаза смотрели из-под тяжёлых, пушистых, как крылья мотылька, ресниц.

Иногда что-нибудь происходит — и сам не понимаешь, как и почему. Вроде ничего не делал для этого, а случилось. Глядя в глаза певицы, Димка ощутил её плотные, упругие губы. Певица в этот момент опустила веки и ощутила губы Димки. Короче, они поцеловались. А потом она отпрянула и принялась петь дальше.

* * *

Из толпы вынырнул Гелеранский. Водка его не брала, только глаза покраснели. Гелер потащил Димку подальше от сцены и шума.

— Ты, я вижу, пацан непростой! Почему ухо красное? Пора тебя посвящать, раскрыть бесценный литературный секрет. Ты, конечно, прикольно пишешь, но это не надолго. Скоро молодость закончится, и надо будет что-то придумывать. И не для нашей Раши, а для всего цивилизованного мира. На Западе отлично идёт zagadochniy russkiy dusha. Вся эта неопределённость, неуверенность, сомнения. Все эти барышни воздушные с большими печальными глазами. Туманы, мальчики в лодке, весь этот, б##дь, Тарковский с Буниным на современный лад классно продаются. У них там есть своё представление о России, и они очень не любят, когда его разрушают. Дай им то, чего они ждут, и они назовут тебя новым Толстым, Достоевским и Пастернаком, вместе взятыми. Прибавь капельку Чечни, пусть федералы немного позверствуют. На Западе любят получать подтверждения русского варварства. И готовы это хорошо башлять. — Гелер сластолюбиво подмигнул и потёр большим пальцем об указательный. — Покритикуй власть, умеренно, не зарывайся, и выйдет zaebiss! Дай людям ниточку, и они размотают весь клубок. Люди ведь как негры — кинь им мячик, они его сами разыграют. Усёк?

— Усёк.

Гелер погрозил Димке пальцем и, напевая что-то, ввинтился обратно в толпу…

***

Димка собрался было обратно к сцене, но прямо на него вывалился пьяный Мамадаков с каким-то круглым человеком под руку.

— Пушкер! Хочу тебя познакомить с прекрасным писателем! Олег Сергеевич, мэр города… (Димка сразу забыл какого), Герой России, полковник в отставке! — пышно отрекомендовал круглого Мамадаков. Круглый пожал Димке руку и улыбнулся аккуратными усиками. — Олег Сергеевич поздравляет тебя с премией.

— Спасибо.

— Олег Сергеевич книжку написал, — продолжил Мамадаков. — Народная трагедия, типа «Войны и мира». Вся правда про то, как американцы с нашими либералами чуть Россию не развалили. Про тяготы простых людей. Надо бы прочитать с карандашиком. Что думаешь?

— Не совсем понимаю, что от меня требуется.

— Чё ты не понимаешь?! — Мамадаков взъерошил Димке волосы. Больно.

— Не понимаю, — упёрся Димка.

Аккуратные усики всё улыбались. Мамадаков придвинулся:

— Надо помочь Олегу Сергеевичу… поделиться литературным опытом… сделать творческие предложения. Чтобы помолодёжнее было… Олег Сергеевич оценит, не боись.

Тут в Димкином кармане зазвонил телефон. Давно он так не радовался телефонному звонку.

— Извините, — воспользовавшись звонком, Димка отошёл подальше от Мамадакова и Олега Сергеевича…

* * *

— Козырев-мудак, здорово!

— Здорово.

— Поздравляю!

— Спасибо. Откуда узнала?

— Тебя только что по телику показывали. Ты что-то про фантики плёл.

— Это интервью…

— Ты понимаешь хоть, кто тебя сделал писателем?!

— Кто?

— Я! — Юлька в трубке рассмеялась своим густым, певучим смехом. Так крыжовенное варенье с ложки стекает, густо-густо. — Если бы я тебе язву не устроила, ты бы не попал в больницу, а в больнице у тебя было полно свободного времени, дурила, там ты и начал писать. Всё тебе разжёвывать надо!

Несколько лет назад, как только Димка закончил свой экономический, ему вручили повестку. Он тогда уже с Юлькой встречался. Она сказала, что никуда Димку от себя не отпустит, что она жить без него не может и всё такое. Пообещала Димке откосить его от армии, деловая девка. Димка, надо заметить, ничего против не имел. Юлька отправила его к знакомому врачу, специалисту по язве. Дело было утром, натощак. Врач попросил Димку проглотить шланг, нажал на какую-то кнопочку, и Димка почувствовал лёгкое внутреннее жжение. Военкома-товские отправили Димку на обследование в больницу, где он пролежал неделю и от скуки стал записывать свои наблюдения. В больнице у Димки обнаружили язву. Самую настоящую. И отпустили с миром. А язва была фальшивой. То есть не совсем фальшивой, а как бы временной. Ерундовый ожог, заживающий через месяц. Надо было только диету соблюдать. Но Димка не очень-то диету соблюдал, и язва стала настоящей. Юлька потом проболталась, что Димка не первый, кому она таким образом помогла. Правда, писателей среди её бывших пока не обнаружилось.

— Спасибо, — поблагодарил Димка.

— Меня тоже скоро по телику покажут. Я в программе про недвижимость ситуацию на рынке анализирую.

— Молодец.

— Через неделю покажут. По Рен-ТВ.

— Клёво.

— Что — клёво?..

— Клёво, что тебя по Рен-ТВ покажут.

— В союз писателей не желаем вступить? — обратился к Димке подвыпивший субъект, похожий на спекулянта…

* * *

— Извини, не могу говорить, — сказал Димка в трубку и убрал телефон. — А зачем? — спросил он подвыпившего.

— Авторитет, статус, трёхпроцентная скидка в закрытом кафе. Ваши товарищи уже заполнили анкеты. — Субъект махнул вокруг себя неопределённо.

— А что для этого надо?

— Анкету заполнить, ну и первый взнос.

— Взносы надо платить?

— А как же. Сейчас вступительный, а потом ежемесячно…

***

Здравствуйте, Михаил! — оттесняя спекулянта с анкетами, протянул Димке крепкую ладонь высокий, немного сутулящийся джентльмен. — Мне о вас Серёга рассказал.

Димка ответил на рукопожатие, соображая, что посоветовавший его Серёга это, видимо, Гелер.

— Мы сейчас сборничек хотим выпустить, а вокруг скукота сплошная. Не знаем уж, кого печатать. Простите, забыл представиться. — Высокий протянул Димке картонную визитку, на которой значилось, что звать его Пётр Иванович и что он главный редактор одного маленького, но заметного издательства. Того, где впервые опубликовался Гелер. — Вот только вчера продали права на Серёгу итальянцам. Тридцать тысяч евро, — как бы невзначай поделился Пётр Иванович.