Вращение березовой листвымелькающее в небе ускореньепаденья навзничь бесконечный стонза каруселью ласковой молвыменяющей как птица опереньеуслышишь колокольный звонСофия приближается к тебеи отступает на волне обратнойлюбой пикник торжественен как храмя был приятен пьяной голытьбеи свыкся с их привычкой неприятнойне просыпаться по утраммне непонятны жители равниних танцы широки, но беззащитныони повязаны ландшафтной наготойубитый на дуэли дворянинхмельной бродяга, чьи уста зашитыи старец в пустыни святойя не поверю нежным палачамдоносчикам
на стоптанных ходуляхохотничьей валторне на ветруя руки приложу к твоим плечамуслышав летний гул в свистящих пуляхсрывающих с берез корусобакою на уличной цепитаков удел бескрайнего простораоб этом просят, этого хотята мы мечтали табором в степисо смехом догонять ночного ворапока года летят…усыпано ромашками крыльцоа нам хотелось, чтобы василькамистоит в светелке с розами вазоня вижу в мутном зеркале лицоберу его как груз двумя рукамии снова погружаюсь в сон
В гостях на родине
И. Бродскому
Разолью чернила, забуду искать бумагу,потому что время идет только снаружи.И позвоночник длинного речного архипелагапокрывается инеем в зыбкой рассветной стуже.И большие костры, постепенно лишаясь цвета,отражаясь друг в друге, стоят на рыбацком плесе,меж травы и реки, что сбивается вдруг со следа,не встречая знакомых огней на крутом откосе,на котором, скорее всего, никогда не поздностроить каменный дом или храм в дорогой известке,чтоб опять задаваться вопросом, вполне серьезно, —почему в каждом доме скрипят под ногами доски;почему каждый храм сторонится прямого взглядаи высокою тенью ложится в пустые воды.Человек состоит из воды, и одна отрада,что кому-то достанется пресный глоток свободы;что кому-то не надо бродить из варягов в греки,присматриваться то к Западу, то к Востоку.Ведь ты умер своею смертью, и в этом векеи, значит, находишься где-то неподалеку.Вот и хлопают двери в великой моей Сибири.Все ушли. И скоро уйдут их души.Думай только о них – чтоб скорей забыли:Человек состоит из воды. И полоски суши.
Младенцы
Младенцы в материнской утробе,с безжалостными лицами китайскихправителей глядят друг на друга,перебирая чётки грядущей войны.Щурясь в отблесках северного сияния,они спят, не обращая вниманияна крики иноземных проводников,рычание сторожевых собак.Мы создаем их на радость себе,зная, что преумножаем скорбь:на случай, если силы иссякнут,или наша дорога зайдет в тупик.Близнецы внушают ужас одним народамно обоготворены другими.Мы больше не знаем кто есть мы,поэтому просто идем на светпо земле, лишенной ступеней.Два болотных шара в твоем животетрутся нагревающимися боками,чтоб однажды, исполнившись превосходства,вырваться из воды в настоящую бездну,пытаясь разом заглотить весь ее воздух,даже не пробуя его на вкус.
Свадебное путешествие
Взяв дугу горизонта наперевес,солнце врезалось в столетний лес,и я самый грешный из наших днейотсекал до корней.Вдоль по склонам проскакивали бугры,словно голые ржавые топоры.И, обернувшись, каждый кустрассыпался в хруст.Я ехал, я так любил тебя,чтобы в сердце билось два воробья,чтобы мой позавчерашний храпубегал, как от хозяина раб.По протокам проскакивали угри,точили низ ледяной горы,а потом кукушкино яйцобросали под колесо.Рассвет стоял в ветровом стекле,он был единственным на земле,он выползал, он тщедушил бровь.У него была кровь.И я не дышал, как на море штиль,завернув
тебя в небольшой наряд,я вез твою матку за тысячу миль.Много дней подряд.Она там плыла как лицо в серьгах,в фотографических мозгах,как царевна в серебряном гамаке.Раскачиваясь вглубоке.Из морей выпрыгивали киты,и глубины на миг становились пусты.И цветастые клевера ворохавплетались в коровьи потроха.
В гуле дождя проливного
В гуле дождя проливного,дождя ночного,я слышу хохот своих детей,сновапускаюсь по коридорам,как пес от стены до стены,вслушиваюсь в чужие стоны и сны.В гуле дождя проливного,дождя ночного,все переполнено страхом.Вымолвить слововсе трудней и труднее,когда языкот человечьей речи отвык.В гуле дождя проливного,дождя ночного,спят в ворохах белья льняного,младенцы спят,тени к ним не льнут,сердца их упрятаны в самый уютный кут.Солнце дышит на них как корова,солнце – их сердце в гуле дождя ночного.Разрывая клочья сетейя иду по следам смеха своих детей.Вода, а не суша будь нам основа,коль земля нам не уготована и не готова.
Любовь
Глянешь, и ясно, когда предаст.Поставлю на десять лет.Мертвой земли черноземный пласт,словно стекло на свет.В мертвой земле прорастет зерно.Горечь сожми в горсти.Рано ли, поздно – мне все одно.Нам с тобой по пути.
У синего моря
Расскажи о рыбачке, о бросившем невод муже.О желаньях, исполненных с глупою прямотой.Я делал как лучше, но стало хуже.Не успокоит грешник, и не спасет святой.Мы жили с тобой у теплого синего моря.Мы выбирали сами дорогу в рай,но в радости капля за каплей копилось горе.Вот и плеснуло теперь через край.Море мертвой воды затопило уши.До небес поднимается над головой корма.Хуже худшего, жизни и смерти хуже.Мне страшно подумать, что ты сошла с ума.Я другого не вижу понятного объясненья.Где та девочка, что со мной жила?А веленья щучьего и моего хотеньяоказалось мало без твоего тепла.Так бывает, когда совсем иссякают силы.И не спросишь совета у встречного на пути.Здравствуй, милая. Здравствуй, мой сизокрылый.Бог с тобою. И больше так не шути.Не до шуток. Зачем мне пустые шутки,раз над судьбой никогда не подняться ввысь?Мы так долго стояли в томительном промежуткеи потом стремительно разошлись.Я готов заблудиться в заливах под вечным льдом.Согласен сгореть в стогу, никем не разбужен.Хуже не будет, некуда хуже,даже если станет хуже потом.Я считал, что добра от добра не ищут,но душа теперь словно карман пустой.Я дарил тебе платья за многие тыщи,но ты получила счастья рублей на сто.
Гроза
(романтическая)
Окинув безумные взоры кровавым белком,гроза заливала полнеба парным молоком.И брошенный наискось ливнем соломенный крикв глухой немоте проходил переплетами книг.В прыжке оттолкнувшись ногою с живой тетивы,по каменным стенам метались прозрачные львы.И свет, на мгновенье скользнув по высоким углам,стремился шальным полотером по голым полам.Но полночь была неподвижна отвесом храмин,вставая в душе серединою всех середин,подобная тихой улыбке на слове «сейчас»и миру всему, в полукруг обступившему нас.Я что-то рассказывал, будто предчувствуя трудброжения, перерождения новых минут,сгорающих, как города, чтобы каждый твой жест
