ТТ, или Трудный труп
Шрифт:
— Езус-Мария! — только и вымолвила я, сама потрясённая до глубины души.
— Я знал, ты меня поймёшь! — обрадовался Бартек, превратно истолковав мой вздох. — Хотелось бы сначала покончить с тем заказом, а уж потом приступать к работе над вашими декорациями.
Я сообразила поинтересоваться:
— А Марта об этом знает?
— Нет, пока не знает. Духу не хватило признаться.
— Так сегодня признаешься.
— Сегодня, насколько я понимаю, она пребывает в такой эйфории, что согласится с чем угодно. А все из-за твоего соуса…
И подумать
Вот новая проблема! Так, надо постараться успокоиться, ведь раз все они вздрючены и в эйфориях, должен же хоть кто-то сохранить способность соображать и решать, что делать. Разумеется, делать ничего не следует, но все же стоит. Нет, не стоит, все равно не получится, да и зачем? Ох, спокойно, спокойно, можешь ничего не делать, но хоть мысли приведи в порядок, учитывая предстоящие деловые переговоры, хоть грамматику бы упорядочить, не то грозит полная компрометация перед собственным литературным агентом. Да и с чего я так разнервничалась? Beдь не собираюсь же устраивать приёма, тем более что селёдка давно кончилась. Подумаешь, шампанское! К нему вполне хватит плавленого сырка и крекеров. Вот и готова закуска.
Мысли перебил Бартек, успевший переключиться с сосисочного соуса на взаимоотношения с любимой женщиной. Он неожиданно злым голосом попросил:
— Слушай, ты бы не могла как-нибудь объяснить Марте, что я её очень люблю? Сдаётся мне, моим словам она не верит, хотя я твержу об этом с утра до ночи. Комплексы у неё, что ли, какие?
— Не столько комплексы, сколько характер. Вот я её прекрасно понимаю. Ведь человеку хотелось бы… Что смотришь? Ну ладно, пусть не человеку, пусть женщине… Но ведь женщина тоже человек, хотя шкафа и не поднимет…
— При чем здесь шкаф? — опешил Бартек.
Так и знала — им не понять… Все надо растолковывать. Пришлось пояснять:
— Господи, какая же пошла тёмная молодёжь, чему её только учат? Был ещё такой довоенный анекдот: придёт человек и принесёт шкаф. И что, у тебя сомнения, женщина придёт или мужчина?
Надо отдать Бартеку справедливость — идиотское выражение довольно скоро исчезло с его лица, и парень признал мою правоту. И в самом деле, женщина со шкафом никак не совмещалась. Во всяком случае, когда речь шла о том, чтобы его нести. Содержимое — другое дело.
А я продолжала растолковывать этому недотёпе:
— Ладно, будем говорить не о человеке вообще, а просто о женщине. Так вот, ей бы тоже хотелось сохранить то, что ей дорого. Собственные взгляды, любимую работу, свои планы, задумки, свои вкусы и пристрастия. Короче — сохранить свой характер, не ломая себя ради любимого человека. Любить избранника и при этом оставаться собой. Не все женщины таковы, а вот Марта как раз такая. Если тебя это устраивает и ты считаешь, что я могу помочь, то с удовольствием подключусь. Думаю, она панически боится, как бы ты не стал переделывать её по своему вкусу.
— Как Доминик?
— Доминика выбрось из головы. Каждый может совершить ошибку в жизни, наверняка и с тобой случалось. Доминик — пройденный этап, он не в счёт,
— Да я же вовсе не против её увлечений! — горячо заговорил Бартек. — Хоть и считаю их блажью, но совсем не возражаю, пусть себе играет в казино. И на бега ходит. Её дело. Я тоже иногда не против поиграть в покер или бридж. Но посуди сама: с одной стороны у неё работа, с другой — азарт. А мне иногда бы хотелось быть для неё самым важным. Не скажу — всегда, но хоть иногда-то! Как думаешь, такое возможно?
Уж я-то знала — очень даже возможно. Вспомнила себя в возрасте Марты, вспомнила безумно любимого мужчину. Вот даже и сейчас, как только вспомнила, аж мороз пошёл по коже. Ах, каких потрясающих дерби я из-за него лишилась…
— Ещё как возможно! — твёрдо заявила я, находя, однако, излишним знакомить Бартека с генезисом такой уверенности. — Она любит тебя. По-настоящему. И в то же время сомневается. И тоже на полном серьёзе. Знаешь, бывают такие обстоятельства… такие моменты… когда нужно и уступить, понять любимого, и тогда он станет ещё сильнее тебя любить.
— Так я же совсем не уверен, что она меня любит.
— Ну и дурак! — раздражённо заорала я. — Она хочет, чтобы у вас были дети! Это до тебя доходит?
Бартек вздрогнул от моего крика и задал глупый вопрос:
— И много?
— Чего много?
— Ну, детей же…
Теперь и он меня ошарашил. Уж не переборщила ли я со своей агитацией? В конце концов, Марта не уполномочила меня передавать такие вещи Бартеку, мало ли о чем мы с ней между собой говорили. Это совсем другое дело. Надо соблюдать меру. И я осторожно ответила:
— Полагаю, как минимум двое. И если ты проболтаешься Марте, что я тебе об этом сказала, мне придётся убить тебя. Да и её тоже, не хочу оставлять свидетелей моей нелояльности. И как ты понимаешь, меня до конца жизни будут мучить угрызения совести.
Бартек молчал, переваривая мои откровения. Потом все же поинтересовался:
— Так ты уверена?
— В чем?
— Да в детях же!
— Уверена, а что? Ты не любишь детей?
— Да нет, люблю. Очень люблю, но как-то не думал об этом. Иоанна, мне бы хотелось, чтобы ты знала — ты мне очень помогла.
Загудел домофон, и этим закончился наш откровенный разговор.
Явился мой литагент. Я встретила его сообщением, что у нас мало времени. С минуты на минуту соберётся народ и начнётся столпотворение. Литагент же расцвёл при виде Бартека и заявил, что главное для нас сегодня — именно с ним оформить авторские права на рисунки. Поскольку я в этом ничего не понимаю, безропотно согласилась, и в результате черновик к договору мы составили ещё до того, как опять кто-то задомофонил.