Тучи на рассвете (роман, повести)

Сахнин Аркадий Яковлевич

Машина круто сворачивает и влетает в узкую асфальтированную улицу, где горят мертвенные неоновые огни. Красные, голубые, синие. Высокие каменные или железные ограды, густо оплетенные виноградом и вьющимися растениями. Ветки с оград перекидываются на крыши домов. Здания окутаны зеленью, словно покрывалом. Не видно домов, не видно оград. Сплошной зеленый массив да струящиеся на нем неоновые огни. Из открытых окон долетают звуки японских танго и стремительных фокстротов.

Как хорошо знаком Чо Ден Оку этот квартал! Он знает каждый дом, каждый грот во дворе, каждую беседку.

Это публичные дома: японские, корейские, европейские.

Чо Ден Ок ниже опускает

голову: как бы Такагава не подумал, что его интересуют дома с неоновым светом. Генерал тоже почему-то прячет глаза.

Машина миновала неоновый квартал и снова вырвалась на широкую магистраль. Впереди два здания, которые видны всему Сеулу. Они господствуют над арками, пагодами и храмами, они возвышаются над многоэтажными домами, над концернами и банками как символ величия, спокойствия и силы. Здесь размещается Кейму киоку и отделение штаба Квантунской армии.

Такагава медленно поворачивает голову. И голова Чо Ден Ока, будто привязанная к генеральской, так же медленно поворачивается. Они смотрят на окна второго этажа. Там их кабинеты. В окнах яркий свет. Это хорошо. Пусть знают, что Кейму киоку не дремлет. Ни днем, ни ночью…

На полной скорости машина въезжает в большой тенистый парк, и, пропуская ее, полицейские у ворот вытягиваются в струнку, обеими руками держа перед собой винтовки с примкнутыми штыками.

Так много машин сюда давно не съезжалось. Справа от входа автомобили всех тринадцати генерал-губернаторов провинций. Слева машины штаба Квантунской армии и руководителей крупнейших концернов.

Такагава быстро поднимается по широкой лестнице, перескакивая через две ступеньки. Сзади мелкими прыжками поспешает за ним Чо Ден Ок.

У входа в приемную кабинета Абэ Нобуюки кореец отстает. Здесь, в большом коридоре, уже собралось много корейцев, таких же, как и он, — заместителей, помощников, вторых секретарей.

Чо Ден Ока обступают знакомые.

— Вот кто нам скажет!

— Что случилось?

— Зачем вызвали?

Чо Ден Ок с глубокомысленным видом пожимает плечами и молчит. Но его молчание красноречиво. Я все знаю, мне все известно, но, сами понимаете, государственная тайна, и сказать ничего не могу…

Ждать пришлось долго, но зато потом всех пригласили к Абэ.

Чо Ден Ок впервые переступает порог его кабинета. Большой белый зал с высокими окнами, затянутыми тяжелыми портьерами из черного бархата. Огромная стена от пола до потолка задрапирована голубым шелком. Две люстры из хрусталя в виде гроздьев винограда ярко освещают длинный стол, за которым сидят японцы.

Это хозяева Кореи. Это владельцы всех ее горнорудных богатств, гидроэнергии, железных дорог, океанских судов, банков, заводов. Это представители японского государственного аппарата и высшее командование армии.

В большом кресле, похожем на трон, восседает Абэ Нобуюки, туго упакованный в генеральский мундир. Голова — шар, немного приплюснутый сверху. Густые волосы, подстриженные коротким ежиком, образуют площадку. На глазах черная роговая оправа очков, рот полуоткрыт. Ладони маленьких толстых рук лежат на зеленом сукне, и короткие, словно обрубленные, пальцы нетерпеливо постукивают по столу, выдавая волнение генерал-губернатора.

Справа от Абэ сидят генералы и адмиралы, слева — штатские в дорогих серых кимоно, в черных европейских костюмах. Горят, переливаются огнями, сверкают камни на массивных золотых перстнях. Корейцы входят, низко кланяясь, и бесшумно рассаживаются вдоль стен на корточках. Никто не отвечает на их поклоны, никто не шевелится. Абэ обводит глазами собравшихся и встает.

—

Произошли важные события, господа, и вам, как верным своим помощникам, я решил безотлагательно сообщить о случившемся.

Абэ стоит, немного наклонившись, опираясь руками о стол. После первой фразы он выпрямляется, поднимает глаза вверх. Голос его становится торжественным:

— Для Страны восходящего солнца, для великой империи Ниппон и ее младшей сестры Кореи настал день суровых испытаний. Россия объявила нам войну.

Общий вздох, как стон, пронесся вдоль стен.

— Спокойно, господа! — продолжает Абэ. — Ничего неожиданного в этом нет. Еще три месяца назад, когда пала Германия, мы знали, что это случится. Мы еще более уверились в этом, когда потерявшие рассудок Америка, Англия и Китай предъявили нашему божественному императору ультиматум о капитуляции. Они не одумались, когда мы с негодованием отвергли их недостойное величия Японии наглое требование.

Абэ снимает очки и кладет их на стол.

Он делает знак рукой, и по его сигналу молодой щеголеватый полковник, быстро перебирая руками, тянет шелковый шнурок. Медленно раздвигается голубая шелковая портьера. Во всю стену — карта, на которой изображены бассейн Тихого океана, Китай, Монголия, советский Дальний Восток, Сибирь, Урал.

Абэ берет спрятанную за портьерой длинную бамбуковую указку с острым металлическим наконечником и подходит к карте.

— Вот здесь, — указывает он на Пирл-Харбор, — американцы узнали, что такое флот великой империи Ниппон. Вот отсюда, — указка обвела круг по границам Филиппинских островов, — знаменитый американский генерал Макартур бежал под ударами самураев, бросив стотысячную армию. Ему удалось увезти жену. Два его заместителя бежали, не успев захватить жен… Вот это, — показал Абэ на красный кружок, — самая большая военно-морская база Англии — Сингапур. Она была разгромлена нами.

Генерал-губернатор, все более возбуждаясь, начинает ходить по комнате.

— Уже в первые месяцы войны под ударами наших войск пали города и государства. Мы готовы к новому мощному удару. Англоамериканский флот будет разбит и потоплен, не достигнув даже наших минных заграждений и береговых батарей. Китай я в расчет не беру. Это страна, не имеющая своих командиров, не знающая современной стратегии. Остается Россия.

Русская армия почувствует на себе силу и волю самураев. Наши горные аэродромы с подземными взлетными площадками недоступны ни разведчикам, ни бомбардировщикам. Тяжелая артиллерия — мортиры и гаубицы, замурованные в скалах, — обращена жерлами к врагу. Пристрелян и непроходим ни для танка, ни для кошки каждый квадратный сантиметр земли. Воевать в наших условиях могут только специально обученные горные дивизии. Русские их не имеют. Они будут гибнуть в скалах и ущельях, подыхать без пищи и воды. И пусть не просят они богиню милосердия Кван Ин о пощаде! Мы их будем бить и давить на сопках, трупами большевиков мы удобрим землю там, где пройдет наша армия.

Мы двинемся в великий поход на запад, и осуществится завет, данный на смертном одре императором Мейдзи, — утвердить Японию на материке. Япония до Урала!

Чо Ден Ок сидит на корточках, не смея пошевелиться, не отрывая глаз от губернатора. Ему тоже нужна Япония до Урала. Он поедет туда вслед за танками, нет, вслед за продовольственным отрядом божественных солдат Аматерасу. Он станет начальником полиции города Урала. Пусть скорее начнется великий поход!

— Банзай!..

Слово вырвалось у него само собой. Писклявое, дребезжащее, одинокое, вырвалось и испуганно оборвалось.