Туда, где кончается Лес
Шрифт:
Раскинулись по всему саду ярко-красные кусты, нависли над высохшими травами и мхами,
Словно огонь, испепеливший эти растения.
С подоконника текли и опускались на ветви роз,
Прикрывая собой алые бутоны у самых стен дома,
Белые ткани платья прекрасной волшебницы.
Поднимались в воздух и слегка покачивались на ветру,
Как платок, которым стал бы издали махать уходящий,
Ленточки в блестках еще не рассеявшихся чар.
А среди ветвей, как черви
Жадно вынимая из платья капли слез, бриллианты, звезды,
Чтобы их поглотить ненасытными пастями.
Разозлился колдун и прокричал заклинание,
И духи воздуха разнесли его глас по всей земле, сообщая,
Что каждый вороний сын, каждый птенец с черным пером
Станет теперь до конца дней своих служить волшебнику
В наказание за смерть, принесенную на кончиках когтей его жене.
А золотую розу, найденную в саду,
Которой чародейка коснулась за мгновение до гибели своей,
Драгоценный цветок, оставшийся последней памятью о возлюбленной,
Маг поместил на мраморный постамент.
Под двойной стеклянный купол, между стенками коего
Перекатывались густые прозрачные капли оранжевого солнечного света,
Похожие на разлитое подсолнечное масло.
Днем этот купол скапливал лучи жаркой звезды,
А стоило той скатиться по небу вниз, к другой стороне земли,
Он загорался и заливал розовый сад светом, согревал колдуна.
И на постаменте, вытекая из-под купола, особенно насыщенные,
Красные, как кровь, капли писали много раз единственное слово:
«Прекрасна-я, прекрасна-я, прекрасна-я!»
Золотая дымка, бывшая не то бестелесным духом,
Не то игрой ночной тени и магического свечения,
После того, как стрелка часов падала за полночь,
Возникала под горящим куполом,
И магу мерещились очертания девичьей ладони
Туманные и эфемерные.
Снова и снова касались хрупкие пальцы озаренного шипа розы под куполом,
Чтобы сей же миг раствориться и затопить цветок завесою звездной пыли.
Розовые кусты заполняли собою сад,
Обволакивали купол, чтобы защитить спрятанную в нем драгоценность,
Чтобы иглами своими пронзить кожу того, кто осмелится прикоснуться
К стеклу, под которым не текло более время,
К стеклу, служившему границей между Вечностью и настоящим.
Шли месяца, годы и века, розы все разрастались,
Вынесли на своих ветвях дряхлые ворота и изгороди сада, разбитые в щепки.
И, наконец, обнес дом и башню суливший лишь беды гостям живой лабиринт.
Для того, чтобы охранять покой мертвой феи…
Свиток первый, рассказывающий о событиях, случившихся задолго до встречи Нана и Симары
Землю укрыли заботливо волны темно-синего велюра,
Перетекавшие густой тьмой от одной линии горизонта до противоположной ей.
Ветер придавал слившимся с небосводом облакам новые изгибы и формы,
Когда они смещались или расступались, можно было узреть звезды,
Укрывшиеся небесным пухом и мирно под ним дремавшие.
Некоторые из них пробуждались, испуганные,
И с эклиптики падали к местности, над которой светились.
Оставляя на велюровом небе вышитый серебром хвост,
Скатывались по тучам к бесконечному густому лесу и, шурша листвой,
Исчезали в нем.
Светлячки и мотыльки,
Забивавшиеся в сшитые из листьев и паутины коконы,
Освещавшие и нагревавшие собой или наполнявшие своим пухом убежища,
Могли видеть свет.
Меж темных листков и жарких бутонов лабиринта, меж высоких травинок,
Закрывавших собой прочные стволы, мощные корни и протоптанные смельчаками пути,
Согревавших кости тех,
Кого пьянящий, дурманящий запах роз обрек на блуждание среди алых лепестков и погибель,
Меж шипов, наколовших алые пятна останков и составляющих бутона,
Пробивались остроконечные лучи и линии золотого света с прочной завесой блеска в них,
Будто в самое сердце лабиринта упала с небосвода одна из горящих звезд.
Взволнованно кружившие в воздухе искорки, подобно маленьким светящимся хирономидам,
Оседали на темно-зеленых листьях, покрывали их светящимися крапинами,
Напитанными теплом огня или Солнца оранжевыми отметинами.
В освещенных извилистых коридорах лабиринта мерцали тени,
Но они не принадлежали тихой и прохладной ночной дымке, разреженной светом.
Это была тень живого существа.
Здесь и там слышались острожные рысьи шажки и поскрипывание ржавого фонаря на изогнутой ручке.
Здесь и там лучи на доли секунд затмевала крупная масса, шуршавшая грубыми тканями,
Соприкасавшимися с гладкими листьями и цеплявшимися за острые длинные шипы розовых лоз.
Здесь и там алчно и возбужденно сверкали и исчезали во тьме два человеческих ока.
Пират со старым фонарем в руке пронырливым умом и цепким взором морского волка искал маленькое упавшее на землю Солнце,
Осыпавшее лабиринт лучами.
Разлившееся по саду жидкое золото завлекало его.
В грозу и шторм, когда морские разбойники пережидали непогоду в таверне,
Нагретой шумными голосами и большим очагом над ковром, где тревожно дремали крупные мангусты и кошки, болевшие от дождя,