Тульский – Токарев (Том 2)
Шрифт:
– А вы считаете, что он проявится? – с надеждой спросил Артур.
– Должен проявиться… Вопрос: где и когда?..
…Тот, кого они стали называть Шахматистом, или Невидимкой, действительно проявился достаточно быстро и совсем не так, как подсказывали опыт и интуиция Варшавы и Токарева…
…Совсем недалеко от 16-го отделения милиции, в хорошо обставленной трехкомнатной квартире с окнами, выходившими на Румянцевский садик, сидел молодой человек и спокойно делал пометки на отрывном норвежском календаре с выставки «Инрыбпром». Молодым он был только по документам, душой же он сам себе казался старше египетского Сфинкса, Отца Ужаса, как его называли арабы… Парень наслаждался покоем и одиночеством.
Молодой человек разбил листок на графы и ставил в них крестики и звездочки. Крестики означали отрицательные баллы, звездочки – положительные. Наименования граф были не совсем обычными: «повод», «причина», «скорость принятия решения», «хладнокровие», «нестандартность», «ошибка», «вывод», «дальнейшее развитие событий».
Он делал своего рода «работу над ошибками», причем был беспощаден к самому себе и крестики обводил карандашом по многу раз.
Молодой человек молча разговаривал сам с собой, эту способность он считал одним из важных показателей развития интеллекта: «Ну что, сыронизировал над быдлом? Мир оказался тесным, а быдло – лагерным… Это не неосторожность, это амбиции – следовательно, ошибка… Профессионализм – это когда можешь съязвить, но хладнокровно молчишь, а получаешь от молчания дополнительное большое удовольствие… То, что я нарвался, – не случайность, географически «Бочонок» расположен рядом с теми местами, где разворачивались старые истории, плюс – именно там всякое отребье и собирается… Я понял, что прокололся, но понял поздно… А должен был – сразу! А если бы вовремя не ушел?.. Это – ошибки. Но – зато быстро, нет – мгновенно отреагировал, когда окликнули. Тут – браво! В парадной, слов нет, грамотно, практически великолепно, нет – гениально! Услышал, как разговаривают в прихожей на третьем этаже… Увидел арматурину… Проанализировал двор, правильно решил, что этот стоит под парадной, что войдет при постороннем звуке… На втором этаже подергал рамой и успел тихо спуститься к дверям… Бил правильно, практически через дверь… Единственно – ставим крестик – надо было обмотать носовым платком тупой конец железки… Еле воткнул! А если бы только задел – тогда пришлось бы телом поднажать, и поранил бы руку… А как среагировал на бабу – это талантливо. Тут – звездочка, даже две. Разложил я их красиво, нормальный мент не усомнится…
Вот только второй… Второй меня теперь знает и не забудет… Если встретит… Но информационно дойти до меня у них не хватит в головах их пропитого серого вещества… С шахматами – дело старое, утопшее, как Лиза Бричкина в болоте… Надо бы второго… Хотя нет, интереснее ему глаза выколоть… Может узнать по голосу? Нет, это – чересчур… Как претворять мысль в практическую плоскость – пока непонятно»…
Молодой человек этот будто рожден был уже с чувством ледяной ненависти ко всем. Ненависть эта произрастала от брезгливости, от гадливого отношения ко всем, все были виноваты, каждый по-своему. Он всегда был трезв мыслями и очень рано увидел внутри себя зверя. При первом осознанно-глубоком взгляде в себя он ужаснулся. Затем он сделал усилие над собой – и привык к виду зверя. Привык, присмотрелся и полюбил его. Комплексы и мотивации чудовища стали ему не только понятны – он оправдывал их, считая их справедливыми и уникальными. Зверь был умен, терпелив, неоднообразен и умел ждать, умел бежать на долгую, очень долгую дистанцию… С ним было не скучно…
Молодой человек любил иногда поразмышлять об аде и рае, особенно об аде. Он был более чем начитан, поэтому, конечно, не думал о банальных котлах, всепожирающем пламени и прочей ерунде. Такие примитивные фантазии он оставлял черни.
Ад ему представлялся переполненным трамваем, в котором вечно должна ехать настоящая личность, вечно передавать талоны за проезд рядом стоящему.
О рае молодой человек думал реже, и какой-то устойчивой ассоциации с этим понятием у него никак не возникало – это несколько раздражало, как бесполезное стояние перед закрытой дверью. Он не знал, что там. Рай же грезился ему ощущением заслуженного, комфортного и никогда не надоедающего одиночества…
15 февраля 1988 г.
Уставший Артем возвращался после тренировки домой. Зайдя в парадную, он быстро огляделся и прислушался на всякий случай, потому что времена уже были стремные, пацаны из разных коллективов потихоньку учились «встречать» друг друга в подъездах. На лестнице было тихо. Расслабившись, Токарев-младший пошел наверх, но, когда он начал отпирать дверь квартиры, чья-то крепкая рука ухватила его за ворот куртки. У Артема екнуло в груди, но среагировал он мгновенно – резко присел и начал чуть разворачиваться для уходящего кувырка и последующей атаки. И непонятно, чем бы все это закончилось, если бы неизвестный не сказал издевательским тоном:
– Да все уже, все… Поздняк метаться!
Голос оперуполномоченного Лаптева вкупе с непередаваемо ернической интонацией трудно было не узнать.
– Фу-у ты… Серега! Ну ты даешь! Так ведь и до приступа сердечного… Ниндзя хренов!
В полумраке лестничной клетки Артем увидел, как Лаптев довольно улыбнулся, блеснув зубами, – гениальный опер по карманникам, он действительно как никто умел прятаться и тихариться – причем даже в таких местах, где, казалось, спрятаться было, по определению, невозможно. Сергей протянул Токареву руку и хмыкнул:
– Учишь вас, молодых, учишь… А что с нервишками? Али совесть нечиста? Законопослушным гражданам бояться нечего, пока советская милиция бдительно охраняет их труд и отдых!
Артем усмехнулся и начал было открывать дверь:
– Заходи, охранитель…
Но Лаптев помотал головой:
– Не, Артем Васильевич, после чаю попьем… Батюшка за вами послать изволили… Час уже, как вас поджидаю, барин.
Токарев изменился в лице:
– Что с отцом?!
Лаптев как-то странно отвел глаза:
– Да нормалек все… В общем-то… Если не считать стопроцентного строгача с занесением… А может, и до неполного служебного соответствия дойдет… Там с пацанами «труба»!
– С какими пацанами?
– Ну, с Вадиком Колчиным и Толей Гороховским.
Сергей вздохнул – Колчин и Гороховский, неразлучная парочка, были молодыми оперуполномоченными. За веселый нрав, работоспособность и правильное понимание чувства товарищества их любили все в Василеостровском РУВД – кроме конченых «додманов», разумеется.
– А что с ребятами? – непонимающе помотал головой Артем. – И почему отец тебя послал, а не позвонил просто? Ты чего темнишь, Серега?
Лаптев пожал плечами:
– Вот ты сам у батюшки и поспрашивай. Наше дело маленькое: таскай, куда прикажут… А с пацанами там… Непонятка получилась.
– Какая непонятка?! Да говори же ты толком, е-мое.
Сергей посмотрел Токареву-младшему в глаза:
– Тема, ты такого боксера бывшего Леху Суворова знаешь?
– Прекрасно знаю, – удивился Артем. – Отличный парень!
Лаптев кивнул:
– Ему вроде бы когда-то в парадной кастетом в башку дали, и он из-за этого из спорта ушел?
– Ну, – Токарев нахмурился, – было такое, только не кастетом, а ведром с кирпичами его на лестнице отоварили… Ниндзя какой-то, вроде тебя… Леха его даже увидеть не успел… А в чем дело-то?
Сергей замялся:
– Ну, вроде как… Ребята говорят, что этот твой Леха их подставил круто…
– Бред какой-то, – помотал головой Артем. – Леха? Ерунда… Как подставил?
– Ну… Долго объяснять… Лучше уж на месте, в отделе переговорить… Василий Павлович очень бы хотел с тобой и с Лехой этим повидаться…