Тульский-Токарев. Том 2. Девяностые

Константинов Андрей

— Знаю, мать писала, — улыбнулся Василий Павлович, но вор переспросил уже серьезно.

— Понял?

— Понял, — также всерьез ответил ему Токарев и пошел к Артему, стоявшему на набережной неподалеку и героически боровшемуся со сном.

Токарев приобнял сына и услышал коронно-прощальное от Варшавы напоследок:

— Токаре-ев! А я в рай попаду?

Начальник розыска устало рассмеялся:

— Мы с тобой в одно место попадем, правда, куда — еще точно неизвестно…

Отец с сыном побрели домой, держась друг за друга, словно боялись оступиться. Глядя на вымотанного в дым Артема, Василий Павлович почувствовал вдруг спазм в горле, однако откашлялся и сказал почти весело:

— Надо

тебе, сынуля, сегодня отоспаться. А то скоро события могут начаться — будет не до сна, а ты уже никакой. А я чувствую — атмосфера разреженная, как перед грозой, и все наэлектризованные. Значит, скоро жахнет. Зато потом дышать легче будет. Надо только саму грозу пережить, а для этого силы нужны и бодрость. Умотался, Сивка, в крутых-то горках?

— Ничего, — еле ворочая языком, ответил Артем. — Завтра Артур выходит, будет полегче.

— Как он?

— Уже нормально. А так — траванул-то себя прилично, колотило его по полной программе. Ну, а потом эти таблетки с уколами — его ж снотворным и успокаивающим прокалывали… — Артем вдруг забеспокоился, словно проснулся: — Только пап, я прошу тебя, ты его не ругай сильно. Он и так-то трясется, на работу идти боится. Не говорит, конечно, но я же вижу…

Василий Павлович пожал плечами с некоторой досадой:

— Да никто его есть поедом и не собирается… Но и поощрять — сам понимаешь, не за что… Дай-то бы бог, если он лишь надломился, а не сломался… Девка, что ли, такая уж сладкая была?

Артем, отвечая, все-таки дрогнул голосом:

— Да… Она была интересная… И живая… Была…

Токарев-старший искоса посмотрел на сына и больше ничего не спрашивал. В ту ночь Артем уснул раньше, чем улегся… А Василий Павлович еще долго не спал. Он курил и смотрел на своего взрослого спящего сына…

Тульский

3-4 июня 1990 г.

Ленинград, В.О.

Выходя на работу после почти недельного отсутствия, Артур в полной мере ощутил на себе действие так называемого «синдрома тревоги». Ему казалось, что все как-то по-особенному на него смотрят, а если не смотрят на него — то, значит, специально отворачиваются и думают про него, причем, думают плохо. Между тем коллеги, наоборот, стремились делать вид, что ничего такого особенного не произошло, что все идет своим чередом, и не думали о Тульском плохо. Русский человек, он ведь странно устроен — ежели даже действительно в чем-то виноватый вдруг запьет по этому поводу зверски — его тут же все начинают жалеть, видимо, как искупившего вину чудовищным воздействием алкоголя на организм… Нет, Ткачевский, еще не поправившийся до конца, конечно, сказал Артуру пару слов для острастки — но действительно пару. А Тульскому нужно было, чтобы на него орали, топали ногами, долго разговаривали бы — тогда бы он понял, что — прощают, предварительно поругав. А тут — ежели не ругают, так, значит, и прощать не хотят, в категорию пропащих занесли… Одна надежда оставалась на Токарева-старшего — Артур ждал, что начальник ОУРа вызовет его к себе — ну и там вздрючит, естественно. Потому что если не захочет вызывать — значит дела совсем плохи, значит, и видеть не хочет, и разговаривать не желает…

Во второй половине дня «синдром тревоги» Тульского превратился уже в синдромище, но тут Токарев все же передал через Ткачевского, чтобы Артур явился. Тульский пулей долетел до кабинета начальника и робко-робко постучал в дверь.

— Входи-входи, чего скребешься-то, — приветствовал его Василий Палыч. — Ну как, алкоголики рисуют нолики? Или — пьянству бой?

— Василий Павлович, — сказал Артур, клятвенно прижимая руки к груди, — Я… я сам не знаю…

— Искупишь в бою… — усмехнулся Токарев. — Хотя, конечно… Честно говоря, от тебя не ожидал. Вот я от Харламова мог таких закидонов ждать — они во внутренних войсках и не такое вытворяли… Но ты-то…

Артур сжал зубы и очень тяжело выдавил все-таки из себя:

— Я… Мне… Мне самому, очень стыдно… Я…

Начальник ОУРа вздохнул и улыбнулся по-человечески:

— Добро, если так. Значит, не все еще потеряно. Ладно… Был бы ты бабой — я бы сказал: не бери в голову, бери в рот. Но ты не баба. Все, хорош мусолить, работы полно… Давай-ка, впрягайся. А то, понимаешь, чеку из гранаты выдернул — и забухал на нервяке. Неплохо устроился. У нас, между прочим, тоже нервы… Все. Сделай так, чтобы у меня больше не было поводов для таких разговоров. Обещаешь?

— Обещаю…

— Ну и славно…

И в этот момент Василию Павловичу позвонил Ужинский…

Токарев-старший даже не понял сначала, кто звонит и по какому вопросу. По мере того, как до Василия Павловича доходило то, о чем говорил пострадавший от «милицейского террора» — в кровь ему огромными порциями начал поступать адреналин. А рассказал Ужинский новости действительно интересные и совершенно неожиданные: только что ему звонил тот самый парень из бара, который представился Артемом и заколол Светлану.

Голос его трудно было перепутать с каким-нибудь другим. Этот «Артем» потребовал денег — много денег. Говорил он тихо, резонно, без угроз, видимо подразумевая, что Ужинский и в бреду не посмеет ему сопротивляться. Проявил «Артем» осведомленность и в том, как Ужинского отделали в милиции — спросил, понял ли, дескать, что от ментов надо стараться быть подальше? Ужинский сказал, что понял…

«Вот она, удача!» — подумал Токарев и испугался в это поверить.

Он откашлялся и скомандовал Ужинскому — корректно, но твердо:

— Из дома — не выходить! Ни в коем случае. Поздно ночью мы проверим все вокруг — тогда выйдете, и мы спокойно все обсудим и подготовим…

Василий Павлович повесил трубку и ошалелыми глазами посмотрел на Тульского:

— Позвонил красавец. Денег хочет. Ну до чего же наглая тварь… Ты понял, Артур, кто позвонил?

Тульский по реакции Токарева и обрывкам его фраз уже начал догадываться, но боялся поверить. Он смотрел на Василия Павловича, и ему казалось, что сердце перестало стучать в груди. Начальник розыска закивал, сам с трудом сдерживая азартную радость.

— Он, он… Ужинский уверен… Поперло, Артурчик. Давай, родной, собирай всех! Свои тары-бары мы потом дотарыбарим…

Тульскому дважды повторять было не нужно — он рванулся выполнять указание начальства, как наскипидаренный. Радостное возбуждение Василия Павловича передалось и Артуру, а от него шло ко всем остальным участникам концессии…

Вот когда пригодились возможности Богуславского по «наружке» — экстренно поставленный пост наружного наблюдения до ночи отрабатывал адрес Ужинского, и только когда появилась близкая к стопроцентной уверенность, что его никто не пасет, коммерсанту позвонили, сняли его практически от самого подъезда машиной и доставили в кабинет Токарева, куда внесли почти что на руках. А в кабинете уже собралась почти вся гвардия (без Варшавы и его «коллег», естественно). Надо сказать, что после звонка коммерсанта Василий Павлович практически перестал думать о той информации, которую ему передал ночью Варшава. Потом Токарев об этом очень пожалеет… Но это будет потом. А тогда наркотическое опьянение от предчувствия победы — такой желанной, такой справедливой, — вскружило головы почти всем…