Туман. Авель Санчес; Тиран Бандерас; Салакаин отважный. Вечера в Буэн-Ретиро
Шрифт:
В первой схватке оба противника показали себя ловкими и решительными фехтовальщиками. Пенья Монтальво держался
довольно уверенно и отлично владел рапирой, но был чрезмерно горяч и стремился морально подавить противника. Тьерри, собрав нервы в комок, отражал выпады врага, невзирая па их настойчивость, и, рискуя быть раненным, не делал ни шагу назад. Отступать он был не намерен ни при каких обстоятельствах. Пенья Монтальво то и дело приходилось отскакивать назад, иначе соперники пропороли бы друг друга клинками. Спортсмен несколько раз кольнул Хайме в правое предплечье.
— Пустяки! —
Судья уже не раз пытался вмешаться и прервать поединок, но поскольку Тьерри не желал признать себя побежденным, дуэль продолжалась. В душу Пеньи начал закрадываться страх: он понял, что Тьерри принял отчаянное решение — победить или погибнуть. Было совершенно ясно, что Хайме не бравирует, а мстит по-настоящему.
Наконец, в итоге схватки, Тьерри ранил противника в щеку, порезал ему нос и чуть не выколол глаз; лицо Пеньи Монтальво залилось кровью. Хаиме отделался легкой царапиной на лбу. На этом дуэль закончилась.
Судья не успел вовремя вмешаться и прекратить эту последнюю безрассудную и яростную схватку, нарушавшую все существующие правила. Противники не выказали ни малейшего желания примириться.
Секунданты Пеньи Монтальво отправились с ним к врачу, чтобы перевязать раны. Возбужденный, изменившийся Хайме, дрожа от волнения, быстро оделся и вместе с доном Пако и доктором Геварой покинул особняк.
Завидев его с козел своего экипажа, сеньор Бенигно радостно заулыбался:
— Все кончилось хорошо?
— Да, хорошо.
Очень рад, сеньор, поздравляю.
— Он вел себя как настоящий храбрец, — заверил дон Пако.
— Я так и думал, — ответил извозчик.
— Заедем на всякий случай в аптеку — раны надо продезинфицировать, — распорядился Гевара, сделав вид, что не расслышал фразы дона Пако: слово «храбрец» резало ему ухо.
Они заехали в аптеку на улице Алькала. Гевара потребовал йоду и пластырь. Аптекарь дал, но оказать Хайме первую помощь поостерегся. Доктор смазал победителю раненую руку йодом и наложил ему на лоб пластырь. Все трое снова сели в экипаж.
— Думаю, что у вас будет жар, — сказал Гевара. — Вам лучше всего сейчас поехать домой, отдохнуть и выспаться.
— Нет, мне не уснуть.
Чтобы не возвращаться домой, Хайме решил пойти с доном Пако в «Касино де Мадрид». У подъезда этого заведения он расплатился с сеньором Бенигно и отпустил экипаж. Из казино они отправились в ресторан на улице Принсипе. Есть Хайме не хотелось, но пил он много.
XXVIII
Вечерние газеты, заполненные пространными сообщениями о гибели премьер-министра, поместили и небольшую заметку о дуэли, написанную в обычной для той эпохи манере:
«Сегодня утром в одном из особняков, на окраине города, в присутствии нескольких друзей, дон Максимо Пенья Монтальво и дон Хайме Тьерри скрестили шпаги; к сожалению, первый из них ранен в щеку, у второго задеты предплечье и лоб».
Следующий абзац гласил:
«Недоразумение на личной почве, возникшее между известным спортсменом доном Максимо Пеньей Монтальво и талантливым молодым писателем доном Хайме Тьерри, благополучно уладилось».
Обойдя кафе и редакции, Хайме перед ужином явился домой и тут же потерял сознание. Перепуганная Сильвестра подняла крик, на который прибежал Бельтран, уже успевший потолковать с извозчиком сеньором Бенигно и разузнать о случившемся. Известие о дуэли взволновало весь дом, даже детей. Придя в себя, Тьерри сам рассказал о поединке. Говоря о ране Пеньи Монтальво, он высказал опасение, не повредил ли он противнику мозг.
— Подумаешь! — с серьезным видом ответил Бельтран. — Ничего его мозгам не сделается.
— Почему?
— Потому что, будь они у него, он наверняка не впутался бы в такую историю.
Присутствующие расхохотались, после чего Сильвестра обозвала всех аристократов канальями и рогоносцами, а их жен потаскухами, которых следовало бы раздеть догола и выпороть розгами прямо посреди улицы. Потом жена фонарщика принялась уговаривать Хайме пойти спать и добилась своего. Он выпил чашку липового чая с апельсиновым цветом и лег в постель, но так и не смог успокоиться — волнение и нервозность пи на минуту не покидали его. Он вскочил, подошел к зеркалу и стал внимательно разглядывать себя. Лицо без кровинки было желтое, как у покойника. Хайме запер дверь на ключ. Немного подкрасил лицо румянами, оделся, вышел, сел в экипаж и около одиннадцати с видом победителя вошел в парк Буэн-Ретиро.
Тьерри имел успех: компания дона Пако встретила его аплодисментами, многие дамы и сеньориты незаметно указывали на него, когда он проходил мимо. Маркиз де Киньонес и Пепито Веларде подошли к нему с поздравлениями. Восторженно поздравил его и Альфредо Мендоса, то бишь Альфредиссимо.
Все утверждали, что Тьерри явил образец мужества, не отступив перед фехтовальщиком, в совершенстве владеющим оружием, и подсмеивались над незадачливым спортсменом, преувеличивая неопытность Хайме, добавляя новые подробности, изображая дуэль как некое сочетание отваги и комизма.
— Вы сделали большое дело, — сказал Тьерри дон Пако. — А теперь послушайтесь моего совета: уезжайте па лето из города и проведите месяц-другой вне Мадрида. Не подумайте, кстати, что мои слова продиктованы какими-либо корыстными соображениями. Я считаю вас большим другом и предпочел, чтоб вы остались здесь.
— Весьма признателен!
— Я советую вам это лишь потому, что бороться с людьми богатыми небезопасно: у них прочные связи в казино и в светских кругах; если они только захотят, то уж непременно ошельмуют вас.
— Меня? Ха-ха-ха! Послушайте, дон Пако, у меня лишь две мечты: первая и главная — стать писателем, о второй я умолчу, — она касается женщины. Чтобы стать писателем, нужно лишь быть им. И какое мне дело до того, что меня обвинят в воровстве, мошенничестве или извращенности?
— Ну, если вам нет до этого дела…
— Никакого. Все эти творцы чужих репутаций и их мнения вызывают у меня только смех. Я мог бы уехать — у меня достаточно денег, по крайней мере, сейчас, но я не в силах покинуть одну девушку, и я не уеду.