Туманная страна Паляваам

Балаев Николай Петрович

Потом и кочки кончились.

Вездеход бежал у самой кромки воды. Зеленые ряды волн опрокидывались прямо под брюхо машины на серую гальку. Словно сто лет дома не были, а вот увидели родной берег и кланяются в пояс. Небо было тоже зеленым, и отделяла его от моря только розовая полоска льдов у горизонта.

Саня хлопнул меня по плечу и показал на бухгалтера:

— Зови сюда!

Пока тот протискивался в дверной проем, Саня расстелил в ногах газету, выложил хлеб, оленью колбасу, соленые огурцы. Потом извлек бутылку «Зверобоя» и стаканчики. Делал он все

капитально и с таким удовольствием, что я почувствовал голод. Пить только не хотелось, но необходимо соблюсти этикет рыбацких поездок. Первая стопка в этом этикете уничтожает, конечно символически, бывшие служебные ранги. Вторая дает право полновесного голоса в любом рыбацком вопросе. После нее царит равенство, и что ты за человек там, в поселке, — не важно. Важно, как ты покажешь себя теперь.

— Ух! — опорожнив стаканчик, дохнул Саня. — Дикая лошадь!

— Весьма! — подтвердил бухгалтер, размалывая огурец.

— Не очень, Санька! — крикнул через плечо Василий.

— Да мы по крапочке, Вась! — Саня изобразил пальцами дозу.

Впереди открылась красноватая, в фиолетовых пятнах, тундра. Увалы и ложбины уходили далеко-далеко, туда, где все красится одним синим цветом. Из хаоса ложбин вытекла речка Млелювеем и перегородила дорогу. Вездеход медленно сполз в воду, поворчал несколько секунд, словно принюхиваясь, и тихо поплыл. Бухгалтер наклонился к моему уху:

— Как полагаете, ушицей побалуемся?

— Судя по времени и погоде — должны, — ответил я. — Голец зимует в речных ямах, а как раз в июне скатывается в море.

— Не приходилось гольцовой ухи отведывать, — сказал бухгалтер. — А вяленым Василий Михайлович угощал — отменная штука!

— Отведаем, — успокоил я его. Недавно, наверное, в наших краях, если ухи из гольца не пробовал.

Галька кончилась, под гусеницы мягко стелился песок. Промелькнула расколотая баржа, кругом торчали выбеленные водой и солнцем бревна и ржавые бока бочек. Уютное покачивание, приглушенный песком грохот располагали ко сну. Я начал дремать.

— Любовь у меня — Нинка звать — в Магадан укатила с одним парнем, — неожиданно сказал с другого бока Саня. — Друг-приятель был. Случается так, а?

— Все бывает, — сказал я. Вовсе не хотелось разговаривать.

— А чего ей не хватало? Четыре сотни зарабатываю — понял, нет? Шубу из нерпы сшил, чукча Вальгыргин по дружбе настрелял. На, говорю, Нинка, носи на страх и погибель окрестным бабам. Пусть млеют в тоске и печали — понял, нет? Спасибо, отвечает, Саня, век не забуду… На крыло — и в Магадан. Письмо прислала: неответственный, мол, ты, потому и уехала. Прости за шубу…

Я долго слушал его рассказ. Наболело у человека. Понятно, чего уж тут. Любовь — не запчасть…

Вездеход оборвал бег неожиданно.

— Приехали, — сообщил Василий.

Ноги затекли, и мы прыгали на песок тяжело.

Вдаль уходила светлая коса шириной метров тридцать. Слева вдоль косы нес воду Тайкуль, справа ворочалось море.

Вездеход стоял посреди косы, а прямо перед ним из песчаного бугра торчала избушка. Как старый гриб подберезовик. На ржавых костылях в плавниковых стенах избушки висели обручи от бочек, гнилая веревка, проволока. На крыше лежали нарты.

Тишина кругом патриархальная.

— Егора-то не видать, — сказал Василий. — А всегда встречает.

— Сейчас посмотрим. — Я вошел в сени. Там валялась драная сеть и песцовые капканы. Дверь из сеней в комнату подперта палкой. От песцов. Где же Егор? Я убрал палку и открыл дверь. В крохотной комнате печь, у противоположных стен нары, застеленные оленьими шкурами. Между ними, под окошком, стол. Все окошко — в две ладони…

Я вышел на улицу. Ребята уже разгрузились.

— Нет Егора. Наверное, в совхозе.

— Нет и не надо. Сань, тащи шмотки в избу и займись хозяйством. Чаек там, поесть сооруди.

— А мы? — спросил бухгалтер.

— А мы — на воду! — Василий поплевал в ладони и схватил мешок с сетями. Я и бухгалтер двинулись за ним.

Коричневая вода плыла на широком плесе. Река несла с верховьев много ила: июнь — месяц половодья.

Нагруженный спальными мешками, от вездехода завернул Саня.

— Есть тут рыбка, есть! — ликующим шепотом сказал Василий.

— А куда ей деваться? — подтвердил Саня.

— Вода грязновата, — с сомнением покачал головой бухгалтер. — Едва ли тут есть рыба.

— А откуда ей взяться? — опять весело подтвердил Саня.

Мы засмеялись.

Василий достал из мешка две аккуратно собранные сетки. Посмотрел, подумал, достал третью. Потом подогнал вездеход ближе к берегу. Мы сбросили лодку в воду и начали укладывать в нее сети. Я и Василий, а бухгалтер смотрел.

— Коротковаты у тебя сетенки, — удивился он.

— Все по рыбнадзоровской норме. Андрей Иванович, — десять метров на брата, — возразил Василий. — Так сказать: чти закон, и он тебя полюбит! Вы, пока не у дел, принесите три камешка — вон под берегом лежат.

Пока тот таскал тяжелые голыши, мы перебрали и уложили сети.

— Поплыли. — Василий шагнул через борт. — Мотор не берем, тут поблизости хорошие ямки.

Бухгалтер опустился на корму, и нос лодки подскочил.

— О-го-го! — сказал он. — Не потонем?

— Выживем! — Василий махнул мне, приглашая за весла, сам лег на нос, придавив сети.

Я погнал лодку вдоль берега. Давно не греб. Последний раз выезжал на рыбалку два года назад. А потом все некогда было.

Причалили недалеко от избушки, за песчаным мысом. Василий, прихватив шнур от первой сети, выпрыгнул на песок, обмотал конец за ивняковый кустик, вернулся обратно.

Я осторожно повел лодку от берега. Веревка натянулась, и сеть заскользила в воду. Тихо булькали грузила. Сеть кончилась, и Василий тихо опустил привязанный к концу камень.

Метров через сто поставили вторую сеть, за ней третью.

— Порядочек! — Василий вытер руки и достал папиросу. — Давай к избе, только держи у того берега, подальше от сетей.

К избушке мы вернулись около двух ночи. С песчаного бугра хорошо были видны цепочки белых пластмассовых поплавков. Синие тени бродили по тундре.