Туманы Авалона
Шрифт:
– Ненавижу тебя? Нет-нет, сестра, я клянусь, что не вышла бы замуж за сэра Ланселета, даже если он на коленях умолял бы меня об этом… Допивай вино, милая… Теперь надушись, тут и тут… Помни – он хочет тебя. Ты можешь заставить его позабыть королеву. А теперь иди, дитя, и жди его в шатре… – И она еще раз поцеловала Элейну. – Да благословит тебя Богиня.
«Как она похожа на Гвенвифар… Думаю, Ланселет и так уже наполовину влюблен в нее, и я всего лишь завершу дело…»
Моргейна глубоко, прерывисто вздохнула, постаралась
– А, Моргейна… родственница… – Он усадил ее рядом с собой. – Выпей со мной…
– Нет, не сейчас. Выслушай меня, Ланселет. Я принесла тебе весть.
– Весть?
– Да, – сказала она. – Королева Гвенвифар прибыла навестить свою родственницу и сейчас спит в шатре, что стоит на опушке леса.
Она взяла Ланселета за руку и подвела к двери.
– И она прислала тебе послание; она не хочет беспокоить своих женщин, потому ты должен осторожно пробраться туда, где она спит. Ты пойдешь?
Моргейна видела, как глаза Ланселета заволакивает опьянением и страстью.
– Я не видел никакого посланца… Моргейна, я и не знал, что ты желаешь мне добра…
– Ты даже не представляешь, кузен, насколько сильно я желаю тебе добра.
«Я желаю тебе, чтобы ты удачно женился и покончил с этой безнадежной, презренной любовью к женщине, которая не принесет тебе ничего, кроме бесчестья и отчаянья…»
– Иди, – мягко произнесла она, – твоя королева ждет тебя. А на тот случай, если ты вдруг усомнишься, тебе передали вот этот знак, – – и она достала платочек. На самом деле он принадлежал Элейне, но все платочки похожи друг на друга, а этот к тому же был пропитан духами Гвенвифар.
Ланселет прижал его к губам.
– Гвенвифар, – прошептал он. – Где она, Моргейна, где?
– В шатре. Допивай вино…
– Выпьешь со мной?
– В другой раз, – с улыбкой отозвалась Моргейна. Она немного оступилась, и Ланселет поддержал ее. Даже это прикосновение, столь легкое и мимолетное, возбудило ее. "Это похоть, –яростно сказала себе Моргейна, – обычная животная похоть, а не чувство, благословленное Богиней!"Она изо всех сил пыталась удержать себя в руках. Он одурманен сейчас, словно животное, он взял бы ее, не соображая, что делает, как взял бы Гвенвифар, Элейну, любую другую женщину…
– Иди, Ланселет. Не заставляй свою королеву ждать.
Она видела, как Ланселет исчез в тени, окружающей шатер. Он осторожно войдет внутрь. Элейна, должно быть, уже лежит там, и свет лампы играет на ее волосах, таких же золотистых, как и у королевы, но он не настолько ярок, чтоб можно было разглядеть лицо, а тело и постель Элейны пахнут духами Гвенвифар… Моргейна расхаживала по холодной, пустой комнате и мучила себя, распаляя воображение: вот его сухощавое нагое тело скользнуло под одеяло, вот он обнимает Элейну и осыпает поцелуями…
"Если только у дурехи хватит соображения помалкивать, пока он не перейдет к делу…
О Богиня! Лиши меня Зрения, не позволяй мне увидеть Элейну в его объятиях!…"
Истерзанная Моргейна уже не понимала, что порождает эти мучительные видения – Зрение или ее собственное воображение. Обнаженное тело Ланселета, его прикосновения… эти воспоминания до сих пор были живы в ее памяти… Она вернулась в пустой зал, где слуги убирали со стола, и грубо велела:
– Налейте-ка мне вина!
Испуганный слуга наполнил кубок.
«Ну вот, теперь они будут считать меня не только ведьмой, но еще и пьяницей».Впрочем, это ее не волновало. Она осушила кубок до дна и потребовала еще. Вино заглушило Зрение и избавило Моргейну от видения: Элейна в страхе и экстазе извивается под ненасытным телом Ланселета…
Моргейна безостановочно расхаживала по залу, а Зрение то появлялось, то пропадало. Решив в конце концов, что час настал, Моргейна глубоко вздохнула, собираясь с силами для следующего шага, который, как она знала, был необходим. Когда она склонилась над дворецким, спящим у порога королевской опочивальни, и встряхнула его, тот испуганно уставился на нее.
– Госпожа, нельзя беспокоить короля в столь поздний час…
– Дело касается чести его дочери.
Моргейна выхватила факел из подставки и подняла его над головой; она чувствовала, как дворецкий смотрит на нее, высокую и грозную, и ощущала, как сливается с Богиней повелевающей. Дворецкий в ужасе отшатнулся, и Моргейна с достоинством проплыла мимо него.
Пелинор беспокойно метался на своей высокой кровати – рана причиняла ему сильную боль. Проснувшись, он в удивлении уставился на бледное лицо Моргейны и высоко поднятый факел.
– Тебе следует поспешить, мой лорд, – ровным тоном произнесла Моргейна, но голос ее звенел от сдерживаемых чувств. – Твое гостеприимство предано. Я решила, что тебе следует об этом знать. Элейна…
– Элейна? Что…
– Она не ночевала в своей постели, – сказала Моргейна. – Поспеши, мой лорд.
Правильно она сделала, что не позволила Пелинору пить; если б он еще и отяжелел от вина, она бы его вовсе не разбудила. Испуганный, ничего не понимающий король наскоро натянул одежду, громко сзывая служанок дочери. Все они двинулись следом за Моргейной вниз по лестнице, и Моргейне почудилось, будто процессия эта извивается, словно туловище дракона, а головою дракона были они с Пелинором. Она откинула шелковый полог шатра, с жестоким торжеством наблюдая, как исказилось лицо Пелинора, освещенное светом факела. Элейна лежала, обвив руками шею Ланселета, и улыбка ее сияла счастьем; Ланселет, разбуженный светом факела, потрясенно огляделся и понял, что произошло. Лицо его исказилось – он осознал, что предан. Но он не произнес ни слова.