Туманы Авалона
Шрифт:
Моргейна перелила настой в флягу и отставила в сторону. Затем послышался крик, и в комнату влетела Элейна.
– Ох, Моргейна, идем скорее, нужна твоя помощь! Отец и Ланселет убили дракона, но они оба обожжены…
– Обожжены? Что за нелепица? Ты что, вправду веришь, будто драконы летают и плюются огнем?
– Нет, нет, – нетерпеливо произнесла Элейна, – но эта тварь плюнула в них какой-то слизью, и слизь обожгла их, будто огонь. Пойдем, обработай им раны…
Не веря собственным ушам, Моргейна выглянула в окно. Солнце склонилось к западу
У Пелинора была сильно обожжена рука – да, это действительно здорово походило на ожог; драконья слизь разъела ткань туники, и когда Моргейна начала мазать руку целительным бальзамом, Пелинор взревел от боли. У Ланселета был слегка задет бок; кроме того, слизь попала ему на сапог и превратила прочную кожу в слой тонкого вещества, напоминающего желе.
– Нужно будет хорошенько вычистить меч, – сказал Ланселет. – Если это все, что осталось от сапога, то что бы осталось от моей ноги… – и он содрогнулся.
– Вот назидание всем тем, кто считал моего дракона вымыслом! – изрек Пелинор. Он поднял голову и глотнул поднесенного дочерью вина. – И благодарение Господу, что у меня хватило ума вымыть руку в озере – иначе эта слизь просто сожрала бы ее, как того несчастного пса. Ты видел его труп, Ланселет?
– Пса? Видел, – отозвался Ланселет, – и надеюсь никогда больше не увидеть подобной смерти. Но теперь ты можешь пристыдить всех, прибив голову дракона над воротами…
– Не могу, – перекрестившись, отозвался Пелинор. – В ней нет нормальных костей, совсем нет. Он весь – словно земляной червяк… и он уже сам превращается в слизь. Я попытался было отрезать ему голову, но похоже, что воздух разрушает его. Думаю, этого дракона вообще нельзя считать нормальным зверем – это какая-то адская тварь!
– И все же он мертв, – сказала Элейна, – и ты выполнил повеление короля – раз и навсегда покончил с драконом моего отца.
Она поцеловала отца и с нежностью произнесла:
– Прости меня. Я тоже считала твоего дракона обычной выдумкой…
– Дай-то Бог, чтоб так оно и было! – сказал Пелинор и снова осенил себя знаком креста. – Пусть лучше надо мной смеются отсюда и до Камелота, чем я еще раз столкнусь с подобной тварью! Хотелось бы мне быть уверенным, что здесь таких больше нету… А то Гавейн рассказывал, будто похожие чудища живут в озерах – у них там, на севере.
Он знаком велел слуге налить еще вина.
– Думаю, нам стоит сегодня вечером как следует выпить или эта зверюга еще целый месяц будет мерещиться мне в кошмарах!
«Будет ли это к лучшему?» –подумала Моргейна. Нет, если весь замок перепьется, это будет ей вовсе не на руку.
– Раз я забочусь о твоих ранах, сэр Пелинор, – сказала она, – тебе придется меня слушаться. Тебе не следует больше пить. Пусть Элейна приготовит тебе постель и положит в ноги нагретые камни. Ты потерял сегодня немало крови, и тебе нужен горячий бульон и горячее молоко с сахаром и пряностями, а не вино.
Пелинор поворчал, но подчинился. Элейна с помощью дворецкого увела отца, и Моргейна осталась наедине с Ланселетом.
– Итак, – поинтересовалась она, – как же ты отпразднуешь победу над своим первым драконом?
Ланселет приподнял кубок и отозвался:
– Помолюсь, чтобы первый дракон оказался последним. Я ведь действительно решил было, что настал мой смертный час. Лучше я выйду против целого отряда саксов с одним лишь топором в руках!
– И то, правда. Да избавит тебя Богиня от подобных встреч, – сказала Моргейна и налила Ланселету винного зелья. – Я приготовила для тебя этот настой; он смягчит боль и поможет ранам затянуться. А теперь мне нужно сходить проверить, хорошо ли Элейна укутала Пелинора.
– Но ты ведь вернешься, родственница? – спросил Ланселет, легонько придержав ее за руку. Она заметила, что вызванный вином пожар уже начинает разгораться.
«И не одним лишь вином, – подумала она. – После встречи со смертью в мужчине легко вспыхивает вожделение…»
– Да, вернусь – обещаю. А теперь отпусти меня, – сказала Моргейна и почувствовала, как ее захлестнула горечь.
"Неужто я пала настолько низко, чтобы взять его, пока он одурманен и не понимает, что творит? Но Элейна так и собирается поступить – чем я хуже? Нет, к худу или к добру, но Элейна хочет его в мужья. Я не хочу, Я– жрица, и я знаю, что огонь, снедающий меня, разожжен не Богиней, что он нечестив… Неужто я настолько опустилась, чтобы донашивать обноски Гвенвифар и подбирать за ней любовников?"
Гордость ее твердила: «Нет», – а слабеющее тело кричало: «Да!», и Моргейне стоило огромных усилий удерживать себя в руках, пока она шла к покоям короля Пелинора.
– Как себя чувствует твой отец, Элейна? Моргейна сама поразилась тому, насколько твердо и спокойно звучит ее голос.
– Он утих – наверное, уснул. Моргейна кивнула.
– Теперь тебе следует отправиться в шатер, а ночью Ланселет придет к тебе. Не забудь надушиться духами Гвенвифар…
Элейна была бледна как мел, но глаза ее горели. Моргейна поймала девушку за руку, протянула ей флягу с винным зельем и дрогнувшим голосом произнесла:
– Сперва отпей из этой фляги, дитя мое. Элейна поднесла вино к губам и сделала глоток.
– Пахнет травами… это – любовное зелье? Моргейна улыбнулась одними лишь губами.
– Можешь так считать, если тебе так больше нравится.
– Странный вкус. Оно обжигает рот и обжигает меня изнутри. Моргейна, это не яд? Ты не… ты не ненавидишь меня за то, что я стану женой Ланселета?
Моргейна привлекла девушку к себе, обняла и поцеловала; ощущение теплого тела в объятьях странно взволновало ее, и Моргейна сама не могла понять, что это – нежность или желание.