Туманы Авалона
Шрифт:
«Если Акколону и вправду суждено уйти к теням, пусть он позаботится о душе своего сына», –подумала Моргейна, и по лицу, ее потекли слезы. Откуда-то издалека до нее донесся голос повитухи Броки.
– Да, все кончено. Ты уж меня прости, государь, но ты не хуже меня знаешь, что твоя жена слишком стара, чтоб рожать. Да, мой лорд, ты можешь зайти, – нелюбезно согласилась повитуха. – Мужчины только и думают, что о своих удовольствиях, а женщинам потом мучиться! Нет, срок слишком маленький, тут еще не поймешь, мальчик это или девочка. Но леди уже родила одного прекрасного
– Моргейна, милая, взгляни на меня… – взмолился Уриенс. – Мне так тебя жаль, так жаль… Но не горюй, дорогая. У меня все равно есть два сына, и я не стану упрекать тебя…
– Вот еще! – возмутилась повитуха. Она по-прежнему была настроена весьма воинственно. – Не хватало, чтоб ты ее попрекал, государь, да еще сейчас, когда ей так плохо! Мы тут поставим еще одну кровать, чтоб леди могла спокойно поспать, пока не придет в себя. Ну-ка…
Моргейна почувствовала, как Брока приподняла ей голову; что-то теплое и успокаивающее коснулось ее губ.
– Давай-ка, милая, выпей это. Тут мед и травы, чтоб остановить кровь – я знаю, что тебя тошнит, но все-таки постарайся это выпить, будь хорошей девочкой…
Моргейна принялась глотать горьковато-сладкое питье; слезы застилали, ей глаза. На миг Моргейне показалось, будто она вернулась в детство и слегла с какой-то детской хворью, и Игрейна ухаживает за ней.
– Мама… – позвала она. Но в то же самое время Моргейна осознавала, что все это бред, что Игрейна давным-давно умерла, и сама она уже не дитя и не девушка, – она стара, так стара, что ей остается лишь лежать и ждать прихода столь отвратительной смерти…
– Нет, государь, она не понимает, что говорит. Ну-ну, милая, теперь тебе надо полежать спокойно и постараться уснуть. Сейчас мы положим в ноги нагретые камни, и тебе станет тепло…
Успокоившись, Моргейна погрузилась в сон. Ей снилось, будто она вновь стала маленькой девочкой. Она находилась на Авалоне, в Доме дев, и Вивиана что-то ей говорила, но Моргейна толком не понимала ее слов – что-то насчет того, что Богиня прядет людские судьбы. Вивиана вручила Моргейне веретено и велела прясть, но нитка получалась неровная и узловатая. В конце концов, Вивиана, рассердившись, сказала: «Ну-ка, дай сюда!…» И Моргейна отдала веретено вместе с неровной ниткой. Только теперь перед ней уже была не Вивиана, а грозный лик Богини, – а Моргейна была маленькой, такой маленькой… Она пряла и пряла, но пальцы ее были слишком маленькими, чтоб удержать прялку; а у Богини было лицо Игрейны…
Моргейна пришла в себя не то день, не то два спустя; сознание ее было ясным и холодным, но тело терзало ощущение пустоты и ноющая боль. Она прижала руки к животу и мрачно подумала: «Я могла бы избавиться хоть от части страданий; мне следовало бы знать, что я и без того готова скинуть плод. Ну, что ж, сделанного не воротишь. Теперь я должна приготовиться к известию о смерти Артура; надо подумать, что я буду делать, когда вернется Акколон. Гвенвифар нужно будет отправить в монастырь – или, если хочет, пускай уезжает вместе с Ланселетом за море, в Малую Британию. Я им мешать не стану…»Она встала, оделась и привела себя в порядок.
– Моргейна, тебе лучше бы еще полежать. Ты такая бледная, – сказал Уриенс.
– Нет. Скоро сюда придут необычные вести, муж мой, и мы должны быть готовы встретить их, – отозвалась Моргейна, продолжая вплетать в косы алые ленты и драгоценные украшения.
Уриенс подошел к окну.
– Взгляни-ка – соратники упражняются в воинских искусствах. Мне кажется, Увейн – лучший наездник среди них. Посмотри, дорогая, – ведь он не уступает даже Гавейну, правда? А вон рядом с ним и Галахад. Моргейна, не горюй о потерянном ребенке. Увейн всегда будет относиться к тебе, как к родной матери. Я же говорил тебе перед свадьбой, что никогда не стану упрекать тебя за бесплодие. Я был бы рад еще одному ребенку, но раз не судьба, то не стоит об этом и горевать. И, – робко добавил он, взяв Моргейну за руку, – может, это только к лучшему. Я ведь чуть было не потерял тебя…
Моргейна стояла у окна, чувствуя на своей талии руку Уриенса. Муж внушал ей отвращение, но в то же время она была ему признательна за доброту. Пожалуй, ему незачем знать, что это был сын Акколона, решила Моргейна. Пускай себе гордится, что в столь преклонных годах сумел зачать дитя.
– Смотри, – воскликнул Уриенс, вытягивая шею, чтобы лучше видеть, – что это там в воротах?
Во двор въехал всадник, за ним – монах в темной рясе, верхом на муле, и следом лошадь, несущая мертвое тело…
– Идем, – сказала Моргейна, ухватила Уриенса за руку и потащила за собой. – Теперь нам нужно спуститься вниз.
Бледная и безмолвная, она вышла во двор рука об руку с Уриенсом; Моргейна чувствовала, что выглядит величественно и внушительно, как и подобает королеве.
Время словно застыло, как будто они вновь оказались в волшебной стране. Если Артур одержал верх, почему он не приехал? Но если на этой лошади тело Артура, где же пышность и церемонии, причитающиеся мертвому королю? Уриенс хотел было поддержать жену под локоть, но Моргейна оттолкнула его руку и вцепилась в дверной косяк. Монах откинул капюшон и спросил:
– Не ты ли – Моргейна, королева Уэльса?
– Я, – отозвалась Моргейна.
– У меня для тебя послание, – сказал монах. – Твой брат Артур лежит раненый в Гластонбери, под присмотром наших сестер, но он непременно поправится. Он прислал тебе вот это, – монах махнул рукой в сторону завернутого в саван тела, – в подарок и велел передать, что меч Эскалибур и ножны у него.
С этими словами он снял с тела покров, и Моргейна, чувствуя, как силы стремительно покидают ее, увидела устремленные в небо незрячие глаза Акколона.
Уриенс закричал пронзительно и страшно. Увейн протолкался сквозь собравшуюся толпу и успел подхватить отца, когда тот рухнул, сраженный горем, на тело старшего сына.
– Отец, отец, что с тобой?! Боже милостивый! Акколон! – задохнулся Увейн и шагнул к лошади, на которой лежал мертвый Акколон. – Гавейн, друг мой, пожалуйста, поддержи моего отца… Мне надо позаботиться о матери – она сейчас упадет в обморок…
– Нет, – сказала Моргейна. – Нет.
Она слышала собственный голос, словно откуда-то со стороны, и даже не понимала, что же она пытается отвергать. Она кинулась бы к Акколону, рыдая от горя и отчаянья, но Увейн крепко держал ее.