Туннель из костей
Шрифт:
– Я и не собиралась, клянусь.
– Ладно, – говорит он. – Тогда давай убираться отсюда, пока ничего…
Снова звук, будто по каменному полу мимо нас прокатился камешек.
– Ты это слышал? – спрашиваю я.
– Может быть, кости оседают, – предполагает Джейкоб, – или это ветер.
Но здесь нет ветра, и мы оба знаем, что это были не кости, особенно когда слышим еще один звук – шаги, кто-то идет. Здесь еще кто-то есть. Я шагаю вперед, но Джейкоб хватает меня за руку.
– У нас же нет карты, – напоминает он.
Он прав. Место здесь соответствует этому же месту в промежутке. Один шаг здесь – то же, что шаг по другую сторону. Если мы уйдем слишком далеко от родителей и телеоператоров, я могу потеряться и в реальном мире. Могу остаться навсегда в этом лабиринте.
Вдруг откуда-то издалека доносится веселый молодой голос, он считает по-французски:
– Un… deux… trois…
– Нет! – Джейкоб хватает меня за руку. Тащит меня назад, уже почти дотянулся до занавеса.
– Подожди, – я пытаюсь освободить руку, а тот голос раздается снова. Но Джейкоб не ослабляет хватку.
– Слушай, – говорит он, – я все понимаю. Ты не можешь с собой справиться. Такова твоя природа или предназначение – называй, как хочешь. Тебе обязательно нужно заглянуть под кровать. Открыть шкаф. Сунуть нос за занавеску. Но включи мозги, Кэсс. Должно же у тебя быть хоть немного здравого смысла. Мы под землей, на глубине больше пятидесяти футов, а вокруг кости и только вот этот фонарь. Я официально напоминаю тебе о двадцать первом правиле дружбы и требую, да, требую, чтобы мы немедленно отсюда убрались. Вместе.
– Окей, – киваю я. – Уходим.
Джейкоб вздыхает с облегчением и хватает занавес. Вуаль идет волнами, разделяется, я следую за ним. Но в последнюю секунду перед тем, как шагнуть за Вуаль, я оглядываюсь и – клянусь! – вижу, как вдоль стены туннеля движется тень, ее очертания светятся красным.
Вуаль исчезает, я падаю, ледяная вода в легких… а потом мир снова становится четким, а свет ярким. Я слышу, как съемочная группа убирает оборудование, по каменному полу цокают каблучки Полин… А вот и голоса родителей, они идут сюда.
Я все еще на коленях, и поспешно подношу к глазам видоискатель камеры. Делаю снимок – арка из черепов вокруг каменной плиты – в тот самый миг, когда из-за угла выбегает мама.
– Кэссиди, – выдыхает она и, обернувшись назад, кричит: – Я ее нашла!
Мне удается улыбнуться.
– Я поснимала тут немного, – мой голос подрагивает, ладони и колени в грязи. – Для шоу.
– Еще бы немного, Кэсс, и… – мрачно говорит Джейкоб. Он прислоняется к стене. Вернее, хочет прислониться. Но, едва коснувшись костей, отскакивает, вздрогнув от отвращения.
Мама внимательно смотрит на меня, потом кивает.
– Твоя увлеченность мне нравится, – она гладит меня по волосам, – но в следующий раз оставайся у нас на виду, ладно?
– Постараюсь, – говорю я, мама целует меня в макушку и помогает встать.
Идя за ней по туннелю, не могу удержаться, чтобы не оглядываться назад, в темноту. Мне все кажется, что я снова увижу там алый свет.
Часть вторая
Озорник
Глава седьмая
У вас когда-нибудь бывало чувство, что за вами следят?
Когда затылок как будто покалывает, и вы догадываетесь, что кто-то взглядом сверлит вам спину?
Мы поднимаемся вверх по лестнице, выходим из туннелей на улицы Парижа, а я все не могу избавиться от этого ощущения. То и дело оглядываюсь, уверенная, что увижу что-то или кого-то. И каждый раз мне кажется, что я чуть-чуть не успела. Зрение начинает играть со мной шутки, теперь уже каждая тень кажется мне живой. Каждое солнечное пятно превращается в подозрительную фигуру.
Я твержу себе, что это ничего не значит. Всего лишь последствия перехода, липкие, как паутина.
Самое время обедать, и мы садимся за стол в летнем кафе прямо посреди тротуара. Все мы, кажется, рады, что выбрались на свежий воздух. Мама и папа обсуждают место следующей съемки – Люксембургский сад, – а я заказываю что-то под названием «крок-месье». Мне приносят круассан с горячим сыром и ветчиной. Обжигающе-горячий сэндвич из круассана помогает согреться и окончательно справиться с ознобом после катакомб. Но все чаще я посматриваю на асфальт, вспоминая, что там внизу, прямо под ногами, город мертвых. Думаю, многие ходят по улицам, даже не подозревая, что в прямом смысле слова ходят по костям.
– Тебе очень плохо? – спрашивает Джейкоб.
Он стоит на солнце, и свет проходит сквозь него. Он присматривается к камню на бордюре, готовясь нанести по нему удар.
И вдруг ни с того ни с сего я вздрагиваю.
Как будто кто-то коснулся моей шеи холодной рукой. Единственное, на что у меня хватает выдержки – это не завопить от неожиданности. Я только со свистом втягиваю сквозь зубы воздух.
Мама бросает на меня взгляд, но не успевает спросить, в чем дело. Раздается громкий треск, и край тента, под которым мы сидим, отрывается.
– Кэссиди, берегись! – кричит Джейкоб.
Металлическая штуковина, державшая тент, летит в нашу сторону и вдребезги разбивает кувшин с водой, который стоит на столике прямо передо мной.
Я чудом успеваю отпрыгнуть, осколки стекла и брызги не задевают меня.
От неожиданности мама с папой вскрикивают, изумленная Полин вскакивает, прижимая руку к груди. Качая головами и быстро щебеча что-то по-французски, Антон и Аннет осматривают сломанную конструкцию и рваный угол тента.
К нам подбегает официант и, рассыпаясь в извинениях, убирает следы происшествия. Нас пересаживают за другой стол и изо всех сил стараются помочь поскорее забыть о случившемся.