Тупиковое звено

Дельвиг Полина Александровна

И она указала на подполковника тем широким жестом, каким обычно памятники Ленину указывали на здания горсовета.

— Нет, просто удивительно — как с такими талантами — и только подполковник…

— Удивительно, как я с такими знакомыми еще не рядовой, — с недоброй полуулыбкой парировал Полетаев.

Он еще был вежлив, но темно-синие глаза уже напоминали грозовое небо.

— Остается молить Бога и надеяться, что долготерпение моего начальства окажется вечным.

— Я тоже на это очень надеюсь, — с готовностью подхватила Даша. —

Иначе очень тяжело будет понять: за что же получает зарплату человек, не могущий сыскать даже собственного носа между глаз.

Последняя реплика почему-то особенно сильно задела Полетаева.

— Дарья Николаевна, мне кажется, что вы не правильно расцениваете мое отношение. Я вовсе не нанимался к вам в подручные, — в голосе «все еще подполковника» появилась легкая вибрация, — и плясать под вашу дудку не собираюсь.

— Разве вы, Сергей Павлович, не давали присягу защищать свой народ? — Даша ехидно прищурилась. — Между прочим, я — его часть.

— Защищать я готов и часть, и целое, но при этом не собираюсь становиться инструментом для незаконного обогащения некоторых граждан. Которых, по совести, и гражданами-то назвать затруднительно…

— Я не пойму, ты на что намекаешь? — ощетинилась молодая женщина.

— Я не намекаю. Я прямо говорю: тебе надо, ты и ищи.

— А я и ищу!

— Вот и ищи. И не впутывай меня в свои махинации. Побледнев в тон подаренному халату, Даша прошипела:

— Какие это махинации ты имеешь в виду?

— Эти смерти выгодны твоему отцу не меньше, чем…

— Не смей говорить о моем отце подобные гадости! Даша почувствовала, как температура опять поползла вверх. Спина моментально взмокла, ей не хватало дыхания и слов.

— Если эти люди действительно были убиты, то сделать это мог только один человек: пропавший Алексей Скуратов.

— Ты найди его сначала. — Полетаев сверкнул синими глазами и скрестил руки на груди.

— Найду, не переживай! — рыкнула Даша.

— Как бы эта встреча не стала для тебя последней.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Только то, что сказал.

Филипп растерянно переводил взгляд с одного на другого. Создавалось впечатление, что он впервые в своей жизни принимает участие в скандале.

— Может быть перейдем в гостиную и выпьем чаю?

Бедный, он действительно не понимал, из-за чего весь сыр-бор разгорелся, и потому не знал, чью сторону принять. Как мог, он попытался восстановить пошатнувшийся мир.

— Вы знаете, я вчера пробовал местные пирожные — они прелестны. А давайте закажем их прямо сейчас?

Полетаев и Даша угрюмо молчали.

Так и не ответив на предложение француза, Даша встала и пошла переодеваться.

2

Следующие полчаса говорил только Кервель. Он шутил, рассказывал истории из своей жизни и даже попытался спеть «Катюшу».

Полетаев невпопад улыбался, нервно постукивал мыском ноги по ножке стола, думая о чем-то своем. Даша равнодушными глазами рассматривала пирожные, за каждое из которых при других обстоятельствах отдала бы душу. Ее мучил страх. Только сейчас она поняла, в каком положении оказалась. Если Скуратов убийца, то смерть, без сомнения, грозит и ее отцу, если же вдруг окажется, что во всем виновато родовое проклятье и роковое стечение обстоятельств, то мысль, пришедшая в голову Полетаеву, вполне возможно осенит и французское правосудие и тогда вместо наследства отец получит сто лет одиночества. Как ни крути, а оба зла оказывались большими.

Даша грызла ложку, пытаясь найти хоть какой-нибудь выход.

Как жалко, что все уже умерли. Вот если бы оказался еще один наследник! Хорошо разрекламированный наследник. На которого, как на живца, можно было бы поймать убийцу. Или, на худой конец, отвести подозрения от отца.

Она тяжело вздохнула.

Еще один наследник. Да где же его взять?

— Вам чай или кофе, Серж? — Филипп нежно улыбнулся мрачному подполковнику.

Полетаев едва кивнул:

— Да, спасибо. Кофе, пожалуйста.

— А вам, Ди-ди?

— Чай, если можно, — пробормотала Даша. Пришедшая в голову мысль не отпускала.

— «Они сошлись, вода и камень, стихи и проза, лед и пламень», — с улыбкой процитировал Кервель. — Друзья мои, стоит ли вам ссориться? Дайте друг другу руки и помиритесь.

— Я ему руки не подам. — Даша потянулась за лимоном. — Он моего отца в убийцы записал.

— Никого никуда я не записывал! Просто ты и твои родственники мне уже поперек горла встали. Простите, Филипп, вас, разумеется, это не касается…

Филипп развел руками:

— Прошу вас, не начинайте все сызнова. — Он придвинул тарелочку с пирожным чуть ближе к подполковнику. — Прошу вас, mon ami [27] , сладкое успокаивает нервы.

— Нет, пусть он объяснит, что имеет в виду, — не отступала Даша.

— Не буду я ничего объяснять! — Полетаев схватил рукой первое попавшееся пирожное с такой силой, что раздавил его пополам. — Черт! — Он поискал глазами салфетку. — Да я проклинаю тот день, когда согласился ей помочь, тот день, когда принес эти справки.

27

Мой друг (фр.).

«Когда принес эти справки…», — неожиданным эхом вдруг отозвалось в рыжей голове. «А после рождения сына она слегла… Слегла… Умерла, бедная… Умерла…»

— Что это у вас, Ди-ди? — Филипп удивленно смотрел на ее нижнюю губу.

Даша автоматически прижала салфетку ко рту. На белоснежном полотне растеклось красное пятно.

— Ну надо же, губу прокусила… Подождите, если после рождения сына она умерла, то…

— Что? — Полетаев качнулся вперед. — Что ты сейчас сказала?

Продолжая смотреть в одну точку, Даша бормотала: