Туринская плащаница
Шрифт:
Леонардо же питал прямо-таки страсть к свету и оптике, по-видимому, посвящая опытам в этой области куда больше времени, чем в любой другой. Он, вне всякого сомнения, выдвигал интересные идеи о природе света и дара зрения. В XV в. преобладало мнение, что глаза видят благодаря тому, что проецируют вовне некий зрительный луч. Леонардо же хорошо понимал, что глаз – это просто приёмное устройство для восприятия лучей света, отражающихся от поверхности всех видимых предметов. Ему нравилось изображать свет в виде кругов, расходящихся вокруг, подобно кругам, расходящимся от камня, брошенного в воду. Маэстро понимал, что свет распространяется в виде волн и поэтому обладает скоростью. Есть даже свидетельства, что Леонардо пытался вычислить эту скорость. (Весьма любопытно, что аналогичные попытки ещё в XIII в. предпринимал Роджер Бэкон, знаменитый английский эрудит и политик.) Леонардо препарировал глазные яблоки и обнаружил, что в них находится линза (хрусталик). Он знал,
Кроме того, маэстро широко экспериментировал с линзами, особенно с целью устранения проблемы хроматической аберрации – нечёткости на краях изображения. Этот недостаток был присущ всем ранним линзам. Зеркала, которые, подобно линзам, также могут использоваться для фокусировки лучей, служили ему источником постоянного восхищения. Леонардо также проводил опыты, изучая природу света. Так, например, он открыл «закон обратного квадрата», то есть закон, показывающий, что количество света, поступающего от источника, уменьшается в зависимости от расстояния, которое свет преодолел. Более того, Леонардо изобрёл фотометр – прибор, позволяющий измерять яркость предмета. Этот прибор был заново изобретён лишь в самом конце XVIII в. графом Рамфордом, одним из пионеров фотографии. Исследования Леонардо преследовали цель создать именно такой прибор, который необходим для получения фотографических изображений.
В основе всех этих опытов Леонардо с линзами и зеркалами, попыток постичь строение человеческого глаза и даже его новаторских методов в живописи лежало его постоянное восхищение светом. Проштудировав его записные книжки, в которых он описывает обуревавшую его жажду познания природы света, того, каким образом свет несёт в себе изображения и преломляет их, мы поняли, что у нас не осталось ни малейших сомнений в том, что человек, наделённый такими дарованиями и одержимый подобными идеями, по меньшей мере должен рассматривать возможность «приёма» и фиксации световых изображений. И он наверняка пытался сделать это.
Свидетельства того, что Леонардо был увлечён идеей фиксации изображений с натуры, приводит выдающийся историк фотографии Джозеф Мария Эдер. В своём классическом труде «История фотографии», написанном в 1940-е годы, он обсуждает методы, использовавшиеся предшественниками настоящей фотографии для получения снимков с натуры, а не воспроизведения их средствами живописи и графики. Так, несложный метод, известный как «отпечаток с натуры», представлял собой наложение покрытых краской предметов, например, листка какого-нибудь дерева на лист бумаги, покрытый специальным составом. Кстати сказать, любопытно, что этот метод был изобретён самим Леонардо и упоминается в его записях ок. 1490 г. (Эти записи вошли в его известный «Кодекс Атлантикус».) Леонардо рекомендовал взять лист бумаги, покрытый смесью ламповой копоти и «сладкого масла», и плотно прижать к нему листок, покрытый свинцовыми белилами. В результате получался негатив листка.
Леонардо не просто мечтал о возможности зафиксировать изображения с натуры. Ещё в I в. н.э. римский поэт Стаций писал об изображениях людей на зеркалах с серебряным и золотым покрытием. Подобные идеи не раз возникали в прошлые века; они вполне могли воспламенить воображение Леонардо и послужить импульсом для создания многих его изобретений.
Джованни рассказывал нам, что Леонардо использовал фотографический метод – мысль, поначалу показавшаяся нам нелепой и дикой, но затем, по мере развития наших изысканий, вызывавшая всё больший и больший интерес. Другие также затрагивали эту тему. Так, один наш знакомый, горячий почитатель Леонардо, однажды (ещё ничего не зная о причинах нашего интереса к личности маэстро) заметил, что, если бы Леонардо жил в наше время, он стал бы выдающимся фотографом. И если во времена Леонардо было возможно хоть какое-то подобие фотографии, можно не сомневаться, что маэстро не обошёл её своим вниманием. Но стоит только прямо утверждать это, как у вас сразу же возникнут проблемы. Мы считали, что закрепление проецируемого изображения связано с синтетическими веществами, производство которых стало возможным только на фабриках эпохи постиндустриальной революции, и высококачественными современными линзами, не так ли? В конце концов, даже гений не в состоянии творить без необходимых материалов. В конце концов, ведь Леонардо предсказывал даже появление телефона, но в его времена не могло быть и речи о создании работающей модели телефона!
Самоочевидным способом проверить эту версию было попытаться воспроизвести «фотографию» в технике Леонардо, используя те же материалы и инструменты, которые существовали в его времена или, по крайней мере, могли быть созданы на базе возможностей той эпохи. Если попытка окажется успешной, это явится мощным аргументом в пользу нашей гипотезы, против чего ратуют синдонисты, заявляющие, будто создание изображений типа Человека на Плащанице невозможно даже
72
Плащаницу
Считалось, что даже художникам не под силу создание визуально удовлетворительной копии. Так, например, дизайнер Джон Уэстон, получив заказ на создание двух копий реликвии для использования их в фильме «Безмолвный свидетель», был вынужден потратить несколько недель на поиски удовлетворительной техники, в которой использовались краски.
В самом начале наших изысканий, более десяти лет тому назад, нас весьма удручал тот факт, что мы оба обладали крайне поверхностными познаниями в области фотографии, не говоря уже об оптике и химии. К счастью, мы получили возможность использовать многообразные таланты Кейта Принса, который является не только одарённым художником, специально изучавшим искусство фотографии и прекрасно знакомым с её базовыми принципами, но и обладает солидными познаниями в физике и химии. В процессе наших исследований мы не раз прибегали к помощи его фотографической памяти, способности включать образные ассоциации и плюс ко всему его способности чинить и включать самые сложные приборы, и всё это – в условиях постоянной нехватки времени.
Если уж мы хотели воспроизвести метод, который применил Леонардо при создании Туринской Плащаницы, нам надо было первым делом избавиться от расхожих представлений о современной фотографии. В те дни нас особенно занимала идея о сложных линзах и плёнке, реагирующей на свет за какие-то сотые секунды, создавая изображения, требующие специальной химической обработки – проявления, закрепления и печати, – прежде чем они станут видимыми. Мы же искали более простые методы. Таким образом, нам надо было обратиться к самым истокам фотографии и выяснить, что именно использовали первопроходцы. Так мы надеялись подобрать ключи к методу, которым пользовался Леонардо.
Фотография явилась результатом объединения двух основных изобретений: камеры, собирающей в себе лучи изображения, и плёнки, улавливающей и фиксирующей его. Первая существовала уже несколько веков в виде так называемой камеры-обскуры (буквально «тёмной камеры») или камеры с булавочным отверстием. Первоначально она представляла собой небольшую затемнённую комнату, в одной из стен которой имелось крошечное отверстие. Более поздние версии камеры-обскуры были уже переносными, а в их отверстие вставлялись специальные линзы, чтобы придать изображению большую чёткость. Надо сказать, что этим средством пользовались художники-пейзажисты XVII в., устанавливавшие в своих мастерских камеры-обскуры, проецировавшие изображения сценки на холст или бумагу, после чего мастеру оставалось только раскрасить их. Этот процесс напоминал «копирование по клеточкам». Со временем камера-обскура была усовершенствована путём применения более совершенных линз, а её размеры сократились с небольшой комнаты до небольшого ящика – предшественника современных фотокамер. Подобная камера вдохновляла изобретателей, стремившихся создать и закрепить изображение на бумаге или холсте.
Принцип действия камеры-обскуры был известен на протяжении многих веков, но воспринимался как забавный курьёз. Когда свет проникал через небольшое отверстие в тёмную камеру, на её противоположной стене возникали отображения предметов, находящихся снаружи. Правда, эти отображения были перевёрнутыми и зеркальными. Аристотель писал об этом курьёзе ещё в IV в. до н.э., а арабский философ Ибн-Хайтам – в XI в. н.э. Известно, что одно из ранних описаний эффекта камеры-обскуры дал в 1279 г. английский алхимик Джон Пекхэм. Однако честь первого научно достоверного описания такой камеры принадлежит Джованни Батиста делла Порте, неаполитанцу, который опубликовал её описание в 1552 г. Он считался чуть ли не первооткрывателем камеры-обскуры на протяжении добрых 300 лет, и даже в наши дни некоторые приписывают ему честь её изобретения. И лишь в конце XIX в., когда учёные расшифровали и перевели записные книжки Леонардо да Винчи, к коим несколько веков относились с пренебрежением, было неопровержимо доказано, что маэстро опередил делла Порту как минимум на полвека. Так, в уже упоминавшемся нами своде «Кодекс Атлантикус» существует диаграмма, показывающая принцип работы камеры-обскуры (которую сам Леонардо, кстати сказать, называл oculus artificialis, то есть искусственный глаз), и приводится пояснение: «Если фасад здания, или место, или ландшафт освещены солнцем, а в фасаде здания, обращённого к ним, а не к солнцу, просверлить небольшое отверстие, то все отдельные предметы, освещённые солнцем, будут посылать свои изображения через апертуру этого отверстия и будут отражаться, правда вниз головой, на стене, противоположной отверстию».