Туринская плащаница

Кассе Этьен

— Но свобода человеческой воли... — не успел Жан-Пьер до конца сформулировать свои возражения, как арабский лекарь пре­рвал его:

— Свободна человеческая воля или нет? Это старый философский вопрос... Никто не знает, как формируются мысли, какое влияние ока­зывают они на дух и волю. Все это сложные вопросы, над которыми ломали голову великие мудрецы... Но на вопрос, свободна наша воля или нет, уже ответила Ильм ал-Калам, ис­ламская теология. И ответила отрицательно: наша жизнь предписана, как и орбита планет. «Инша’ Аллах» — «так угодно богу», — говорят арабы...

Французский аристократ недоверчиво смот­рел на пергамент с цифрами.

— Знаешь, что это за число? — спросил его лекарь. Жан-Пьер отрицательно покачал го­ловой.

—

Это число «пи», — объяснил араб.

— А при чем здесь звезды? — пожелал знать растерянный Жан-Пьер.

— Аллах, да святится имя его, управляет всем сущим с помощью сил, действующих по математическим законам. Эти законы отра­жаются на всех плоскостях бытия, в плане­тах и их орбитах, в мельчайших элементах, невидимых даже глазу. Число «пи» и другие веч­ные числовые идеи дышат не только во многих формах мертвых материй, они заставляют не только кружить по небу планеты, лить дождь на землю, они обладают также силами роста в природе. Понимаешь?

Жан-Пьер, все еще сомневаясь, тем не ме­нее кивнул головой.

— То есть «пи» существует во всех формах бытия, содержащихся в мире... — подытожил ибн Вазиль. — И во всех формулах! Оно содер­жится в энергиях Луны, в солнечном свете, в огне и алмазах. Пульсация звезд соответству­ет пульсации человеческого сердца.

Де Вуази был поражен.

— А как же все удары судьбы? Они тоже по математическим законам?

— А удары судьбы, — немного раздраженно пояснил лекарь, — нужны лишь для того, что­бы приблизиться к богу чуть ближе. Только прошедший испытания есть любимец Аллаха. Мы, мусульмане, верим, что следует прини­мать все, что посылает нам бытие, причем принимать без радости и лишних сожалений. Мудрец примет свой путь с радостью и сча­стьем, а глупец — как беду. Человек, рожден­ный под хорошей звездой, должен иметь доброе сердце и совершать добрые деяния. Человек, рожденный под плохой звездой, должен иметь черную душу и творить зло. Даже в этом человек несвободен — несвободен в своем вы­боре между добром и злом, несвободен в своем выборе между небом и адом...

— Но это же ужасно! — воскликнул Жан- Пьер де Вуази. — Несправедливо со стороны бога!

— Несправедливо, несправедливо... — эхом отозвался ибн Вазиль. — А почему люди винят Аллаха во всех своих бедах и несчастьях, гово­рят о несправедливости, упрекая Всевышнего за то, что он не вмешался? Не подал знак, не предупредил. Никак не хотят понять, что Ал­лах ради нас же самих скрыл от нас истину о будущем, оставив только радость, и боль воспоминаний, и доброе волшебство надеж­ды... — промолвил ибн Вазиль. И поднялся со своего места, с видимым раздражением пре­рвав разговор.

Когда Церковь не верит в христианскую реликвию: епископы и святые против

Наука вполне справедливо отмечает, что признание подлинности Туринской (когда-то Лирейской) плащаницы усложняется еще и тем, что в подлинности ей отказывали еще в эпоху Средневековья. Наука указывает на то, что даже в те времена происходило нечто таинственное, «закулисное», что стояло за этой уникальной реликвией. «Невозможно избавиться от чувства, что здесь чего-то недостает, что в этом деле замешано го­раздо больше фигурантов, чем это видно на первый взгляд», — пишет Ян Вильсон.

10 апреля 1348 года после завершения эпиде­мии чумы и в условиях ведения Францией вой­ны с Англией (растянувшейся на сто лет) граф Жоффруа де Шарне обратился с просьбой к па­пе Клементу VI (1342-1352): «...в ознаменование удачного побега графа из английского плена, избавления французов от только что закончив­шейся эпидемии чумы» разрешить размещение в храме в Лирее имеющейся в собственности дома де Шарне плащаницы Иисуса Христа.

Причем де Шарне прямо указал, что он вла­деет именно той плащаницей, которая некогда находилась в Константинополе в Фаросской ча­совне византийских императоров. Вот только, к неудовольствию церковных властей, Жоф фруа де Шарне так

и не объяснил, как к нему попала плащаница «из Константинополя». Он лишь инспирировал следующие слухи: дескать, приобрел граф плащаницу по случаю у... рыцаря-крестоносца, а до «обретения» плащаницу за деньги демонстрировал крестоносец-аноним. Как справедливо заметил Е. К. Дулуман, «такого не могло быть. Невероятно, чтобы свирепст­вующая средневековая католическая инкви­зиция десятилетиями мирилась с тем, что вот таку-у-у-ю святыню позволяет себе держать в руках какой-то мирянин».

Документального ответа папы Клемента VI не сохранилось. Но судя по дальнейшим со­бытиям, устно или письменно папа римский удовлетворил просьбу Жоффруа де Шарне. И в Лирей хлынули паломники, а вместе с ними и немалые деньги. Все это до крайности не понравилось епископу города Труа Генри де Пуатье. Лирейская церковь находилась в его юрисдикции, но доходами не делилась. А пото­му его преосвященство провел собственное рас­следование плащаницы. В 1355 году епископ Генри де Пуатье обратился с «Окружным епи­скопским посланием» к верующим своей епар­хии, в котором объявил Лирейскую плащаницу (будущую Туринскую) фальшивкой и приказал убрать ее из храма.

Что произошло? Правильно, ничего. Священ­нослужители лирейской церкви знают, что их епископ за все эти годы лично даже не видел плащаницу. Как он может судить о подлин­ности святыни? А поэтому подчиняются они приказу своего епископа только наполовину: реликвию и в самом деле убирают с глаз верую­щих долой в... серебряную раку и продолжают выставлять ее на поклонение прихожанам пе­ред Пасхой в Страстную пятницу. И епископ Труа отступил.

Но вслед ему пришел еще один «епископ неверующий». В ноябре 1389 года разразился очередной скандал по плащанице Христовой. «Наследник» Генри де Пуатье, взошедший на кафедру своего умершего предшественника, Пьер д’Арси, написал письмо в Авиньон так называемому «антипапе» Клементу VII (в миру графу Роберту Женевскому). В своем послании д’Арси давал описание плащаницы — дескать, изображение выполнено художником, «искус­ным мастером» своего дела. Что же побуди­ло епископа быть столь категоричным в своих оценках? Церковная пышность!

Освещаемая факелами, реликвия выставля­лась на специально воздвигнутом постаменте. Жоффруа II де Шарне брал реликвию в руки и высоко поднимал ее над головой.

Д’Арси перед папой обличил в резких выра­жениях лирейского настоятеля церкви в пред­намеренном обмане, в том, что тот «одержим страстью корыстолюбия» и даже подкупает пи­лигримов, чтобы те изображали чудесные исце­ления, якобы происходящие с ними.

«...ложно и обманчиво — используемая со страстью жадности, а не благочестия; только с целью увеличения дохода своего храма, — лов­ко окрашенная ткань, на которой умной лов­костью рук было нарисовано двойное изобра­жение одного человека... они тайно изготовили и лживо объявили, что это будто бы саван, в который наш Спаситель Иисус Христос был окутан в могиле» (перевод Е. К. Дулумана).

Корыстолюбие во всем этом деле действи­тельно было — корыстолюбие самого д’Арси. Дело в том, что де Шарне всегда действова­ли через его голову, обращаясь напрямую к папскому нунцию во Франции. Д’Арси грозил настоятелю лирейской церкви отлучением, тот пожаловался графу Жоффруа де Шарне, а граф в свою очередь обратился к королю Франции Генриху. И король посоветовал епископу пре­кратить страсти по плащанице.

Но д’Арси отступать не собирался. Он пред­ложил рассудить конфликт понтифику. Вроде бы епископ смиренно отступил в тень? Нет. Во Франции сменился король — к власти пришел Карл VI. Д’Арси сам принялся за дело: начал интриговать в верхах светской власти, предла­гая им изъять у де Шарне плащаницу Христа в пользу королевского двора. И Карл поддался искушению епископа и прислал бейлифов с за­данием конфисковать плащаницу. Лирейцы, от мала до велика сплотившиеся вокруг графа де Шарне, в 1389 году трижды отбивали насиль­ственные покушения судебных приставов.