Туринская плащаница
Шрифт:
Много было прозваний у тех, кто отправлялся в паломничество: пилигримов в Святую землю называли «пальмиери», так как в той земле они могли сорвать себе пальмовую ветвь. «Перегрини» назывались те, кто отправлялся к гробу святого апостола Иакова, потому что они и в самом деле странствовали по чужедальним краям, а не плыли на кораблях, как паломники в Палестину. «Ромеями» назывались странствующие в Рим.
«Ежели отправляешься ты в Иерусалим, неси пальмовую ветвь как символ твоего триумфа. Ежели отправился ты в Сантьяго к святому Иакову, то неси раковину как символ доброго твоего деяния», — говорила старая книжица паломников о специфических знаках, которыми пользовались пилигримы во время своих странствий. Один из таких знаков баронесса
...На восьмой день своего паломничества еще затемно они приближались к желанной цели — Лирейскому собору.
Скромный свет ущербной луны и туман, стелющийся по земле, придавали окружающему их пейзажу — оголенным деревьям и пустым полям — вид несколько зловещий и диковатый. Небо в то утро, правда, было безоблачным, и, если повезет путникам, вскоре должно было появиться солнце.
То здесь, то там по дороге им встречались большие и маленькие группы пилигримов, пешком или в телегах тянущиеся к новому месту поклонения. Чем ближе становилась цель пути, тем более вырастало количество пилигримов, со всех сторон доносились конское ржание, скрип телег и карет. На большинстве верующих были бесформенные темные плащи.
Площадь в Лирее, в центре которой возвышался собор, была уже переполнена. Жану-Пьеру де Вуази и членам его семейства пришлось выйти из кареты и продвигаться далее пешком. Двое слуг помогали старику.
Церковь еще была закрыта. Между пилигримами, то негромко шепчущими молитвы, то столь же негромко беседующими друг с другом, пробежал высокий и очень худой молодой монах-францисканец в развевающейся сутане. Пронзительным, голосом он оповестил толпу, что храм Божий вскоре откроют и людей сразу же допустят.
— Именем Спасителя, мужи и жены, высокородные господа и нищие, грешники и праведники... — раздался внезапно над площадью голос приора собора. — Вы пришли в Лирейские владения, дабы увидеть Того, на Кого снизошел свет горний, Свет Света, Кто стал нашим Спасителем и Исцелителем от скверны. Мы верили в него и были спасены Его кровью. Но никогда до сих пор не могли мы и мечтать о том, чтобы узреть его божественно-человеческий облик, истинный облик его, не описанный в четырех святых Евангелиях... — приор чуть понизил голос, что еще более возбудило волнение в людях. А потом продолжил: — Однако настало время! Мы можем видеть облик Богочеловека. Скрываемый столько столетий, Христос оставил нам свое отображение на плащанице. И вы пришли, чтобы узреть нашего Господа и Спасителя уже сейчас, в земной своей юдоли. Вы жертвовали многим, дни и ночи проводили в молитвах, постились, чтобы подготовить себя к величайшим этим мгновениям. И вот все ближе ваша встреча с Господом Нашим в обличье человеческом, откройте же сердца ваши... Ибо нечто столь пугающе прекрасное заключено в том изображении...
У все еще закрытых церковных врат выстроились монахи-францисканцы с огромными корзинами, в которые они собирали дары и пожертвования паломников.
— Отдайте деньги ваши Христу, Богу вашему, ибо возлюбил Он радостных: и великодушных: дарителей и благословит вас за пожертвования ваши, — кричали они пилигримам.
Наконец церковные врата медленно растворились. Поток людей хлынул внутрь дома Божьего. Горячечное желание, волнение, ожидание того, что сейчас они увидят Бога, всасывали толпу в церковь, подобно гигантскому насосу. Лик Христа, которого они должны были сейчас увидеть, словно стрела тоски, вонзался в сердца пилигримов, и им казалось, что перешагивают они не каменный церковный порог, а незримый порог Царства Небесного.
Старый барон де Вуази приближался к освещенному несколькими дюжинами свечей алтарю, на котором лежала плащаница Иисуса. Глаза старого Жана-Пъера слезились и нещадно болели от яркого света, но он не обращал на это внимания. Барон уже видел слабые желтоватые контуры человеческого тела на пелене. Он прищурился и различил уже руки, ноги, плечи человека.
Но вот старик оказался прямо у алтаря и взглянул на реликвию через отшлифованный кристалл, что способствовал зоркости его зрения. Взгляд барона пробежался по оттиску обнаженного тела молодого человека. Руки прикрывали срамные места. На всем теле были следы множества ран, какие были у Иисуса Христа после бичевания. Видны были следы, оставленные ударами плетей на груди, рана от удара копья и кровь, стекавшая по запястьям пронзенных: рук и ногам. Наконец барон отважился взглянуть на лицо Распятого. Сначала увидел он лишь раны на лбу и голове, оставленные терновым венцом, раны, из кото рых когда-то тоже текла кровь, много крови. А потом Жан-Пъер де Вуази разглядел и черты убиенного, отпечатавшиеся на плащанице. Он видел закрытый рот, явно перебитый нос и закрытые глаза. Смотрел и впитывал в себя проникновенный образ героического терпения.
А потом глаза старика словно остекленели. Сейчас он мог слышать отчаянные удары своего сердца. Жан-Пъер де Вуази почувствовал, как слезы навернулись ему на глаза, ощутил жжение в горле. Барон, шатаясь, сделал еще один неверный шаг к плащанице, и внезапно ноги его подкосились. Он рухнул на колени и зажмурился. Старик не хотел открывать глаза. Нет, не хотел. И все же решился. «Нет-нет, сие невозможно», — подумал старец. И все же он знал, что рассудок его в этот момент совершенно ясен.
Затаив дыхание, Жан-Пъер де Вуази смотрел на плащаницу. Внезапно все вокруг него поплыло, потемнело. Мрак смыкался вокруг него, и только лик на плащанице сиял, поглощал старика, глаза которого подернулись пеленой слез и воспоминаний. Потому что де Вуази вспомнил...
Все начиналось с легенды. Легендой, собственно, и является сама плащаница Иисуса.
Для беспристрастного наблюдателя это кусок древнего полотна чуть больше четырех метров в длину и метра в ширину. И на этой древней ткани неведомым образом, будоража фантазию людей уже который век подряд, запечатлена обнаженная мужская фигура в полный рост. Кто этот человек? И откуда взялась она, погребальная пелена? Неужели она и в самом деле принадлежит Иисусу Христу? Католическая церковь очень настороженно относится к плащанице. Официально ее все-таки признали — но не реликвией, а... иконой, приводящей людей к вере. Хитро придумано, не правда ли?
Как сказал папа Иоанн Павел II на выставке плащаницы Иисуса в Турине 24 мая 1998 года, она бросает вызов нашему интеллекту. Ее таинственное свечение подобно свету исторического лица Иисуса из Назарета. Церковь не может взять смелость разгадать загадки плащаницы и предоставляет сделать это науке. Но ведь в науке работают люди, разные люди. Некоторые из них независимы духовно, а другим безразличны чувства их более верующих собратьев. Наука может ошибаться, потому что людям свойственно делать шокирующие предположения и совершать ошибки. Тем более когда на изучение предоставляется символ древний и загадочный.
Так что же такое плащаница Иисуса?
Глава первая. Символ древнего «ксерокса»
Все начиналось с легенды. Сначала была легенда евангельская. В Евангелии от Иоанна говорится, что погибшего на кресте Иисуса Христа «Иосиф из Ари- мафеи — ученик Иисуса, но тайный из страха от иудеев, — просил Пилата, чтобы снять тело Иисуса. И Пилат позволил. Он пришел и снял тело Иисуса. Пришел также и Никодим, приходивший прежде к Иисусу ночью, и принес состав из смирны и алоя, литр около ста. Итак, они взяли Тело Иисуса и обвили его пеленами с благовониями, как обыкновенно погребают иудеи. На том месте, где Он распят, был сад, а в саду новый гроб, в который еще никто не был положен. Там положили Иисуса ради пятницы иудейской, потому что гроб был близко» (19:38-42).