Турист
Шрифт:
Русский вздохнул.
— Ваш Фрэнк Додл тот еще кретин. Другого от цээрушников ожидать трудно, но не до такой же степени. Предложил мне сделку — да, он собирался заплатить за документы. Зачем еще и угрожать? У него были доказательства того, что я не только ее опекун. Наверное, какие-то фотографии.
— Она была еще ребенком.
— Да, ей было тринадцать, — согласился Угримов. Взгляд его ушел вдаль. Он задумчиво пожевал губу. — Забеременела. В моем положении… — Он закрыл глаза, откашлялся и наконец посмотрел на гостя. — Если
Мило, подумав о Стефани, хотел сказать, что тринадцатилетнюю девочку нетрудно заставить поверить во что угодно, даже в любовь. Но сказал другое.
— Вы убили ее, чтобы продемонстрировать, что он не может больше контролировать вас?
— Она спрыгнула с балкона, — прошептал русский.
Может быть, за прошедшие годы Угримов и сам убедил себя, что все было именно так?
— Так или иначе, случилась трагедия. Осложненная смертью Додла. А потом все отступило, ушло в тень из-за другой трагедии, в Нью-Йорке. — Он снова улыбнулся. — Кому трагедия, а кому счастье. Вы ведь именно тогда познакомились со своей женой?
Как много он знает, подумал с беспокойством Мило, стараясь не выдать охватившей его тревоги.
— Да, мы все еще вместе.
— Я слышал.
— От кого?
Снова улыбка.
— Помните Энджелу Йейтс? — спросил Мило. — Она была со мной в Венеции.
— Конечно помню. Если не ошибаюсь, она и застрелила вашего идиота Додла. Я прочитал где-то, что она и сама недавно покончила с собой. А потом пошли слухи, что вас разыскивают как раз в связи с ее смертью. Так это правда?
— Правда то, что ее убили. Но не я.
— Не вы?
— Нет.
Русский поджал губы.
— Вы интересуетесь моей африканской компанией, это как-то связано с ее убийством?
— Да.
— Понятно. — Он причмокнул. — В тот день, когда ваша красотка Энджела Йейтс застрелила дурака Додла, мир, в котором мы все жили, остановился. И теперь люди, которые прежде не могли выговорить это слово, читают Коран.
— Вы тоже изменились?
Угримов покачал головой.
— Можно и так сказать. У меня другие приоритеты. Круг друзей расширился, среди них теперь не только белые.
— И вы поставляете компьютеры террористам?
— Нет, нет. Никогда этим не занимался.
— А Китай?
Угримов недоуменно нахмурился.
Разговор затягивался, и Мило уже надоело ходить вокруг да около, что в порядке вещей у русских.
— Давайте к делу. Рассказывайте.
— А что взамен, мистер Уивер?
Мило сильно сомневался, что может предложить что-то такое, чего не мог бы получить человек с такими связями и таким влиянием.
— Как насчет информации?
— Касательно чего?
— Чего пожелаете, Роман. Вы ответите на мои вопросы, я — на ваши. Если, конечно, буду знать ответ.
Николай поставил на стол стакан со свежим дайкири. Угримов улыбнулся.
— Мне нравится ваш стиль, мистер Уивер.
Они замолчали, ожидая, пока Николай вернется в дом.
37
— Вас, как я понял, интересуют две темы. Некто Рольф Винтерберг со счетом в швейцарском банке и мои отношения с правительством Судана. Так?
— Так.
— Вообще-то они в некоторой степени связаны. Я бы даже сказал, очень связаны. Вы, разумеется, понимаете, что я человек влиятельный. И, как большинство влиятельных людей, сижу на пузыре, который может лопнуть в любую секунду. Взять, к примеру, того же Фрэнка Додла. В том случае пузырь мог лопнуть из-за некоторых моих… пристрастий. С тех пор мое положение укрепилось, и такого рода мелочи мне уже не страшны. Но тогда, шесть лет назад, я был у всех на виду. Я только начал внедряться в европейскую экономику. — Угримов пожал плечами. — Я был почти беззащитен.
— И поэтому убили Ингрид. Она была вашим слабым местом.
Русский махнул рукой.
— Давайте не будем ворошить прошлое. Поговорим о том, что случилось потом, точнее, через три месяца после того печального дня. В декабре две тысячи первого. На меня вышел — через американских друзей — один молодой человек. Вышел с похожим предложением. Да, он тоже намеревался меня шантажировать! И я подумал: Господи, за что такое проклятие? Не знаю. Речь шла уже не о девушках, а о кое-чем куда более неприятном.
— И о чем же?
Русский качнул головой.
— Если я вам расскажу, это уже не будет только моим секретом, согласны? Скажу лишь, что дело касалось финансовой стороны моего бизнеса. Упомянутый молодой человек обещал не только сохранить все в тайне, но и позаботиться о том, чтобы никто и никогда не узнал о нашем секрете. То есть он становился бы в некотором смысле моим покровителем.
— Как его звали?
— Представился Стивеном Льюисом, так я его и называл.
— Американец?
— Насчет имени сомнения у меня были, но в том, что он американец, никаких. Наглый, бесцеремонный тип. Вел себя так, словно весь мир — его хозяйство.
— Что ему было нужно от вас?
Угримов отпил дайкири, потом поднялся и закрыл ведущую на террасу дверь. Вернувшись, сел не сразу, а постоял с минуту, глядя на начинавшийся за двориком лес.
— Вы уже знаете, о чем он меня попросил. — Русский сел и, еще раз оглянувшись, понизил голос. — Принимать деньги, наличные — каждый раз разные суммы, — и класть их в цюрихские банки, на счета, открытые на два имени, мое и Сэмюеля Рота. Что я мог сделать? А вы что сделали бы на моем месте? Конечно, я согласился. Деньги поступали не часто, два-три раза в год. Что в этом незаконного? Ничего. Я посылаю в банк своего человека с подложными документами — последние два года мы пользуемся бумагами на имя Рольфа Винтерберга, — и он открывает счет.