Турмс бессмертный

Валтари Мика Тойми

Для новичка нет более коварного врага, чем весло. Оно бьет по голове и даже ломает ребра; впрочем, мне, можно сказать, повезло, ибо к вечеру первого дня я всего лишь стер себе до крови ладони.

Едва наступила ночь, как небо над городом стало кровавым [21] и по лагерю тотчас поползли слухи о том, что персы захватили и разграбили храм Аполлона Ионийского, а затем подожгли его, чтобы дать сигнал своим кораблям.

Глядя на пурпурное ночное небо, я был почти уверен, что персы решили отомстить за поджог храма Кибелы в Сардах. Какое счастье, что меня никто не знал в маленьком лагере Дионисия! Останься я в Милете, разгневанный люд мог бы растерзать меня.

21

…небо над городом стало кровавым… — Милет возглавил восстание ионийских городов против персидского владычества и в 494 г. до н. э. был сожжен персами.

Весь день Лада была охвачена паникой и страхом, но за ночь люди чуть успокоились. Одни говорили, что персы, разрушив храм, призвали на свою голову проклятье богов. Другие утверждали, что никто не в силах спасти Ионию, если даже Аполлон не сумел защитить свою самую большую святыню. Люди омывались в водах моря, заплетали волосы, натирали лица и надевали свои лучшие одежды в преддверии завтрашнего сражения.

Когда наступило утро, все увидели над городом столбы дыма — сигнал для персидского флота. Сотни неприятельских судов вышли ночью в море в поисках противника. Трубя в рога и раковины, мы направились им навстречу. Согласно решению Совета, наши большие корабли шли посередине, более легкие находились на флангах. Золотой Милет остался позади. У нас не заладилось с самого начала. Суда мешали друг другу двигаться, и у многих гребцов оказались сломаны весла. Чем ближе были персы, тем кучнее шли корабли; казалось, они опасались неприятеля.

Первыми показались финикийские суда, блестящие от обилия бронзы и серебра, с уродливыми статуями богов на носу. Среди вражеских кораблей мы заметили и греческие лодки с Кипра, и другие суда ионийцев. Финикийцы торжественно приносили в жертву ионийских пленных и лили их кровь за борт, в море.

Хотя персидских судов было не мало, кораблей союза городов тоже хватало. Темп нам задавали удары палки о бронзовые пластины. Из уст гребцов вырывались проклятия и подбадривающие возгласы. Суда мчались навстречу друг другу, оставляя за собой пенистый след. Я помню, как у меня пересохло в горле. Помню, как от страха свело желудок. А потом были грохот, звон оружия, неразбериха, потоки воды и жуткие вопли умирающих.

Первая атака завершилась нашей победой. По знаку Дионисия мы поплыли наперерез врагу, подставив ему для тарана наши длинные борта. Однако в последнюю минуту, не сбавляя скорости, нам удалось свернуть, так что спешащий навстречу корабль с треском врезался в финикийское высокое судно. Корабль накренился, угрожая раздавить нас, и люди попадали в море и к нам на палубу. Стрелы яростно свистели в воздухе. Мы напрягали все силы, работая веслами, лишь бы выбраться из ловушки и потопить вражеское судно. Во время маневра мы задели кормой еще один корабль, и воины, спрыгнув к нам на палубу, завязали рукопашный бой. Все пять наших судов оказались в гуще вражеских кораблей, поэтому гребцы Дионисия выбежали на палубу с оружием в руках, но многие их них пали, пронзенные стрелами персов. В этой сумятице я и Дориэй очутились на финикийском судне, и вскоре — мы даже не поняли, как это произошло — корабль был уже нами захвачен: статую чужого бога сбросили в море вместе с теми, кому не хватило смелости бороться до последнего и пасть бездыханным на залитой кровью палубе.

Увы, нас было мало, а посему нам пришлось оставить корабль и позволить ему дрейфовать со сломанными веслами. Когда бой стал стихать, Дионисий протрубил сбор: ему ответили со всех пяти судов, и стало ясно, что мы пробили брешь в боевом порядке персов. Соединившись, мы поплыли туда, где мощные суда из Милета врезались во вражеские корабли. Около полудня, получив огромную пробоину, наше пятидесятивесельное суденышко пошло ко дну, и мы захватили финикийскую бирему. Подняв на ней свой флаг, Дионисий огляделся и удивленно воскликнул:

— А это еще что такое?

Нас окружали тонущие и изуродованные корабли, в воде плавали трупы, а воины, оставшиеся в живых, цеплялись за весла и деревянные обломки. Ионийские суда, которые должны были прикрывать подступы к Ладе, на всех парусах приближались к нам, готовясь вероломно напасть сзади.

Дионисий заметил:

— Они выжидали, чья возьмет, а теперь хотят выслужиться перед персами, чтобы те не тронули их город. Богиня победы отвернулась от Ионии.

Однако мы не собирались сдаваться и мужественно сражались, подчиняясь командам Дионисия. Вскоре мы потеряли два наших судна, хотя и сумели спасти людей с них, так что в воинах у нас недостатка не было. Дионисий, не доверяя финикийским гребцам, приказал им прыгать в воду, а затем нам удалось оторваться от неприятеля и выйти в открытое море. Ионийские корабли стремились на юг, а персы преследовали их. Наконец-то у греческих гребцов появилась возможность израсходовать силы, которые они копили в течение многих недель, отдыхая на берегу в тени навесов из парусов.

Я был участником битвы у Лады и могу многое рассказать о ней, но моря я не знал и плохо разбирался в кораблях. Моряки то и дело принимались вспоминать сражение, все время отчаянно споря, ибо каждый считал, что запомнил все лучше других.

Я и впрямь не знал законов морской битвы и был безмерно удивлен, когда увидел на нашей палубе сундуки, заполненные монетами, груды дорогого оружия, кубков, сосудов для жертвоприношений, золотых колец и ожерелий. Оказывается, пока я дрался не на жизнь, а на смерть, не замечая ничего вокруг, у Дионисия и его людей нашлось время, чтобы отыскать ценности и отобрать у врагов браслеты и кольца, отрезая им для быстроты руки и пальцы.

Дионисий был в восторге от финикийского судна. Он стучал по кедровой обшивке, заглядывал во все отсеки, осмотрел даже скамьи, на которых сидели гребцы:

— Вот это корабль! Будь у меня сто таких судов, я бы с моей командой из Фокеи стал властелином всех морей!

Корабельного бога он не тронул; наоборот, принеся ему жертву, Дионисий взмолился:

— Помоги мне, бог финикийцев! Кто бы ты ни был — защити нас!

На судне он оставил все как было, а финикийские щиты распределил между пятидесятивесельными судами. На носу корабля он приказал нарисовать два больших глаза, чтобы ненароком не сбиться с пути в незнакомых водах.

Вечером море вокруг нас опустело, но Дионисий по-прежнему опасался подходить к берегу и велел своим судам держаться ближе друг к другу — так, чтобы слышать удары весел. Гребцов он менял очень часто.

Со всех сторон раздавались жалобы и стоны раненых. Никаких целебных снадобий у нас не было, так что лечение во всех случаях оказывалось незатейливым: примочки из морской воды и размягченная смола на раны. Сам Дионисий получил множество ушибов, а Дориэй — страшный удар веслом по голове; шлем в этом месте расплющился, и Дориэй, снимая его, охал от боли, потому что к металлу прилип кусочек его кожи с волосами. Но затем он мужественно смеялся и говорил, что нуждается в помощи не лекаря, а кузнеца.

Той печальной ночью, видя вокруг себя столько страданий, я стыдился того, что остался цел, и слезы катились из моих глаз. Я плакал впервые с тех пор, как Гераклит [22] выгнал меня из дома, назвав неблагодарным. Гераклит не мог смириться с тем, что я вместе со всеми исполнял танец свободы и помогал жителям Эфеса в выдворении Гермадора.

Вдруг, откуда ни возьмись, передо мной вырос Дионисий. Проведя рукой по моим щекам, он удивленно спросил:

— Почему ты плачешь, Турмс, — человек, который смеялся во время боя, когда смерть косила вокруг людей?

22

Гераклит из Эфеса (ок. 554—483 гг. до н. э.) — греческий философ, первооснову мира видел в постоянном движении и изменениях; был противником демократов, поддерживавших антиперсидское ионийское восстание.