Турнир в Блэквуде
Шрифт:
— Да здравствует прекрасная дама — избранница прославленного Эдварда, победителя многих турниров, верного сержанта гвардии сэра Эдварда. Да будет прославлена красота избранницы победителя и мужество, с которым она так недавно боролась против лесных разбойников, да благословит её бог за прекрасного сына — призера турнира…! Слава прекрасной Инессе!, — прогремел над трибунами торжественный речетатив маршала турнира, и никогда еще голос Мортимера не казался мне столь богатым красками и мощью!
Я смотрел на Инессу сквозь ресницы… Не было женщины краше её на всем белом свете… Не было ярче глаз в моей жизни, что смотрели на меня с такой любовью и преданностью. Тут щенок ткнулся мокрым носом в мою руку…
О, душа моя наполнилась чувствами до краев…, более уж не вместилось бы торжества…, пролилось бы сверх меры все лишнее на песок!!! То же потрясение чувствовал Михаэль и любимая… Нас приветствовал весь цвет рыцарства с трибун…!!!
— Слава доблестному Эдварду, — прорычал торжественно огромный Роджер Мортимер. Его громогласный рык сейчас более всего был похож на рев медведя… А я безотчетно склонил голову, чтобы никто не увидел, как блеснут предательски слезы в моих глазах: это был мой последний турнир, мое прощание в бесконечном сражением с самим собой…!
Глава 9. Пир лучников
Вечерний воздух принес прохладу… Ветер, искусно мешавший лучному турниру, начал стихать… Закат окрасил стены замка золотом. Собор сверкал драгоценными витражами, люди — улыбками, рыцари — доспехами… А славный щенок у наших ног — веселил нас шалостями и добрым нравом… Рука Инессы нашла мою и сжала легким рукопожатием… Мы ненадолго простились с друзьями-лучниками — нужно было вернуться в замок и подготовиться к пиру лучников, который устраивал сэр Блэквуд в нашу честь в лучшем из трактиров города… Мы, втроем, пошли к замку. Сын же направился домой к сестре, чтобы переодеться в нарядную одежду — к вечеру. Так же поступили и многие лучники, с тем, чтобы припрятать свои верные луки и вернуться налегке…
Инесса шла рядом упругой походкой, как бы невзначай прижимаясь ко мне то грудью, то бедром… Она была весела, после того, как были опознаны разбойники на турнирном поле, ей было спокойно и хорошо… Проходивших мимо иудеев она приветствовала душевно, с улыбкой. Подошел с поклоном старшина диаспоры… Он поздравил меня и Михаэля с победой… Но на Михаэля смотрел укоризненно.
На незаданный, из-за почтительности, вопрос юноши, старик сам же и ответил:
— Гордыня не пристала к столь прилежному юноше, как ты. Достаточно было бы тебе знать самому, что ты умел, да не доказывать это другим!
— Вы, мудрый учитель, но не совсем правы на этот раз, — мягко возразил я… Возможности свои нужно раскрывать на соревновании с лучшими… Иначе — не поднимешься в мастерстве… Думаю, что Михаэлю нужно поступить на службу к сэру Блэквуду.
Его уже ждет служба. — возразил старец.
— Он будет состоять в моей охране, когда я буду путешествовать к своим коллегам-ростовщикам во Францию. И я хотел бы и к вам обратиться с таким предложением. Вы, Эдвард, давний путешественник и солдат, ваша судьба переплелась, как вижу, с судьбой моей самой доверенной служащей — Инессы. И вместе вы бы составили хороший экскорт нашей миссии. Я — почитаемый многими феодалами ростовщик и банкир. Не раз оказывал весьма высокие услуги и вашему командиру, сэру Блэквуду. Поверьте, впервые я услышал истории о примере верной службы именно от него. И знаете, кто был истинным образцом верности, которым восхищался этот достойный и благородный правитель? То были Вы, Эдвард!
Я давно искал случая познакомиться с Вами. Мои обязанности не очевидны всем. Но и знают меня далеко не все. Я вынужден часто оставаться в тени. Хотя бы потому, что жизнью и имуществом
Инесса посмотрела на меня горячо… Я ответил ей таким же взглядом. Предложение старика было принято, пожаты руки и он предложил мне задаток. Мы простились и дальше пошли втроем. Щенка я взял на руки — хотелось подержать его на руках… Скоро мы уже переодевались в нашей зале в замке. Слуги помогали нам восторженно. Их восхищение скорее всего имело несколько причин… Гордость за знакомство с победителем турнира и теплота наших с Инессой отношений — было основой этой приязни…
Нас оставили одних совершить омовение и подготовиться к вечернему торжеству. Я нежно раздел свою милую… Опустил её в теплую воду и залез в широкую лохань следом… Инесса стала нежно ухаживать за мной, обвив своими теплыми руками и поднося к губам груди для поцелуя… Она была нежна… и счастлива…
Скоро мы уже забрались в нашу огромную кровать и жадно обняли друг друга. Времени было у нас немного, но торопится не хотелось… Объятия наши были все же какие-то особые: создалась совсем новая общность… Мы уже имели общее будущее… Оно было определено рамками наших обязанностей и забот…
— Муж, — прошептала Инесса игриво — а как мы с тобой в походе ночевать будем?
— Да, по разному, любимая! То — в шатре, то — в гостинице придорожной, то — в доме ростовщическом…, то в лесу…!
— А хочешь глотать пыль дорог? — Инесса от нежности перешла на шепот…
— Очень хочу, любимая, прошептал я в ответ, приникая к ней, как к святому источнику…
Как бурный ручей, Инесса обтекла и охватила меня всего, её губы были всюду, её руки раскинулись и ласкали, как вихри водоворотов — невыразимо нежно и сладко… Молодые грудки заострились торчащими сосками, бедра забились на простыне, как водная рябь на мелководье, водоворот страстного желанья потянул на глубину и я растворился в ней, забился, как тонущий в этом бурном потоке, выплыл наверх и овладел этой стихией…
Благодарными поцелуями мы успокаивали друг друга, как выброшенные из бурной речной стремнины на плёс — в эту широченную кровать… Сердца ещё бились часто-часто… Успокоение приходило постепенно, как бы нехотя. Радость и счастье переполняли нас — самое время идти на пир!
На медвежьей шкуре сладко спал наш щенок, положив морду на обглоданную только на половину баранью лопатку. Его потешный вид вызвал наш дружный смех. Мы оставили его в этом блаженном сне, жалко было его будить.
Оделись мы изыскано и ловко… Перстень победителя турнира сиял огранкой изумительной работы. Инесса залюбовалась его красотой! А я загляделся глубиной мерцающего света её голубых глаз и невыразимо нежно поцеловал её губы. Мы опять задрожали, как в ознобе, сами рассмеялись этому и взявшись за руки вышли из залы.