Тустеп вдовца

Риордан Рик

Я вдруг понял, что снова смотрю на фотографию на стене, точнее, на совсем простое лицо Миранды Дэниелс. Видимо, Мило догадался, о чем я подумал.

— Ты не слышал, как она поет, Наварр. Поверь мне, за нее стоит сражаться.

— Тут должны быть и другие певицы, исполняющие песни в стиле «кантри». Почему тип вроде Тилдена Шекли так бесится из-за того, что одна из них сбежала из конюшни?

Мило открыл рот, чтобы мне ответить, и снова его закрыл. У меня сложилось впечатление, что он занялся реорганизацией того, что собирался сказать.

— Ты не знаешь Шека, Наварр. Я же тебе говорил, что он позволяет кое-кому из артистов,

которые хорошо себя ведут, остаться у кормушки после того, как те перестают интересовать публику. Одна из менее сговорчивых девчонок Шека закончила свои дни на дне бассейна мотеля. Считается, что она стала жертвой несчастного случая. У другого певца, попытавшегося выбраться из-под пяты Шекли, полиция нашла в бардачке машины грамм кокаина, и тот получил три года строгого режима. Оба дела вели помощники шерифа округа, в котором живет Шекли. Половина парней из офиса шерифа в Авалоне подрабатывает в свободное время в охране его заведения. Тебе все понятно?

— И тем не менее…

— Леса и Шека связывали какие-то отношения, Трес. Я не знаю всех поганых деталей, но мне известно, что на протяжении многих лет они время от времени вцеплялись друг другу в глотки. Думаю, на сей раз Лес зашел слишком далеко, когда попытался выкручивать Шеку руки. Скорее всего, тот решил разобраться с проблемой способом, в котором он мастер. Но я хочу, чтобы ты выяснил, действительно ли это так.

Я развернул ириску и положил в рот.

— Три условия.

— Я тебя слушаю.

— Первое: ты больше не будешь мне врать и что-либо от меня скрывать. Если я попрошу тебя зачитать мне список из десяти наименований, ты выдашь одиннадцать.

— Согласен.

— Второе: купи конфеты получше.

— И что третье? — улыбнувшись, спросил Мило.

— Ты привлечешь к этому делу полицию. Поговори с женой Леса, организуй все, как считаешь нужным, сделай хорошую мину, скажи своим клиентам, что это глупая необходимость, что угодно. Но ты должен поставить в известность полицию Сан-Антонио, что Сент-Пьер пропал. Его имя должно оказаться в системе. В мои планы не входит потратить две или три недели на то, чтобы понять, что происходит, и в конце концов выяснить, что я не сообщил куда следует об очередном убийстве. Или убийце.

— Неужели ты действительно думаешь, что Лес…

— Ты сказал, что Джули и Лес в последнее время очень сблизились. Джули мертва. Если полиция захочет поговорить с Сент-Пьером и обнаружит, что он исчез, к какому выводу, по-твоему, они придут?

— Я же тебе сказал… я не могу пойти…

Я поднял свой рюкзак с пола и открыл молнию на боковом кармане.

Старый рюкзак из зеленого нейлона сохранился у меня еще с тех пор, как я учился в Беркли. Он прекрасно мне служил во время моей работы, потому что люди не особенно обращают внимание на студентов последнего курса с рюкзаком на спине. И уж точно никому не придет в голову, что внутри лежат отмычки, крошечные магнитофончики или свернутые в трубочку пятидесятидолларовые купюры.

Я достал деньги Чавеса, положил на стол и встал, собираясь уйти.

— Спасибо за прекрасную беседу, Мило.

Мило откинулся на спинку кресла и прижал ладонь к самому центру лба, будто проверяя, не поднялась ли у него температура.

— Ладно, Наварр. Сядь.

— Ты согласен?

— У меня нет выбора.

В этот момент зазвонил телефон,

и «алло» Мило больше напоминало рычание.

Но неожиданно диспозиция полностью изменилась: его голос лишился каких бы то ни было эмоций, и лицо приобрело цвет кофе латте. Он наклонился вперед, как будто хотел весь, целиком забраться в трубку.

— Да. Да, разумеется. О… никаких проблем. Лес, ну… нет, нет, сэр. А что, если… нет, все в порядке.

Разговор продолжался в таком же духе примерно минут пять, где-то в середине я снова сел, но пытался не смотреть на Мило. Он стал похож на восторженного десятилетнего мальчишку, который выслушивает объяснения Хэнка Аарона, почему тот не может поставить автограф на его бейсбольную карточку.

Мило повесил трубку, но еще некоторое время не мог оторвать от нее взгляда; при этом он рассеянно обхватил пальцами свернутые в тугую трубочку деньги, как будто хотел их защитить.

— «Сенчури рекордс»? — спросил я.

Он кивнул.

— Бедняга, тяжело тебе приходится.

— Я не хотел управлять целым агентством, Наварр. Сейчас у нас семь артистов находятся в турне. Рекламщики рвут меня на части по поводу договоров, о которых Лес не посчитал нужным поставить меня в известность. А теперь еще и «Сенчури рекордс»… Не знаю, как мне удастся сделать так, чтобы они подписали с нами контракт, когда они узнают, что Лес пропал.

— Так откажись.

Мне показалось, что Мило обдумывает мои слова, и они перекатываются у него в голове, точно неровные камешки во время камнепада.

— В каком смысле?

— Пусть агентство прекратит свое существование, если так случилось. У тебя есть степень по юриспруденции. Мне кажется, ты знаешь, что нужно делать. Зачем тебе эти шарады?

Мило покачал головой.

— Мне необходим Сент-Пьер, я не смогу справиться сам.

— Хорошо.

— Ты мне не веришь?

Я пожал плечами.

— Кто-то сказал мне однажды, что моя проблема состоит в том, что я не в состоянии мыслить масштабно, и должен попробовать заняться тем, что мне на самом деле нравится; и плевать на то, что станут говорить все вокруг. Этот совет привел к тому, что примерно через неделю я получил удар ножом в грудь. Так что, может, ты и не захочешь ему последовать.

Мило обвел глазами комнату, совершив ими полный круг, как будто следил за движением миниатюрного поезда, а когда они снова остановились на мне, его голос прозвучал напряженно, с едва сдерживаемой яростью.

— Ты мне поможешь или нет?

— Сделка с «Сенчури рекордс» имеет для тебя такое огромное значение?

Мило сжал руку в кулак.

— Ты не понимаешь, Наварр? Сейчас Миранда Дэниелс получает полторы тысячи за одно выступление, на всех — если повезет. В Техасе ее практически не знают. Неожиданно «Сенчури рекордс», одна из самых крупных в Нэшвилле студий, заявляет, что она им понравилась и они готовы заняться ее раскруткой. Они дали ей денег на запись пробной пленки, тридцать дней в студии, и, если их устроит результат, ей гарантирован серьезный контракт. Это значит больше миллиона чистыми. Ее цена за один концерт вырастет в десять раз, и следовательно, мои комиссионные тоже. Люди в шоу-индустрии начнут воспринимать меня всерьез, а не как мальчика на побегушках у Сент-Пьера. Ты представляешь, что чувствует человек, перед которым возникла такая перспектива и он вдруг понимает, что задница вроде Тилдена Шекли может все отправить псу под хвост?