Тварь внутри тебя
Шрифт:
— Однажды ты чуть не убил меня, Гарри. Я должна предупредить тебя: я пришла сюда, чтобы вернуть свои утраченные позиции.
Она выбросила вперед правую руку, которую до сих пор прятала за спиной. Ее латная рукавица была в боевом положении: она согнула руку, и в звездном свете серебром засверкали ужасные лезвия, крюки и маленькие косы.
Гарри создал дверь Мёбиуса справа от себя и зафиксировал ее там. Она была невидимым надежным убежищем в случае необходимости. Позволив Карен замахнуться на него, он только увернулся бы вправо и исчез. Но эти мысли он должен был держать под замком, а вслух сказал:
— Ты говоришь, что пришла сюда, чтобы убить меня?
— Ты
Держа свой разум закрытым, Гарри заглянул в ее сознание и увидел там адскую смесь: гнев, ярость, но ни капли ненависти. И еще, очень отчетливо одиночество леди Карен. Они были так похожи друг на друга теперь...
— Я не понимал тогда, чем это может обернуться для тебя... — начал он, запнулся и снова попытался начать: — Я думал, я помогаю тебе, исцеляю тебя, как будто от мерзкой болезни. Я проделал бы со своим сыном то же самое, что и с тобой. Если бы я мог исцелить вас...
— Исцелить! — бросила она. — Почему ты не хочешь исцелить самого себя? Это не исцеление, некроскоп! Теперь ты понимаешь это, не так ли?
Он кивнул и, пользуясь моментом, пододвинулся ближе.
— Да, я знаю. В каком-то смысле я изучил тебя. В тебе сидит особый Вампир, так называемая “мать”. Если бы ты выносила всех своих вампиров, в конце концов, они бы истощили твой организм, убили бы тебя. Или я не прав?
— Кто может это знать? — прорычала она.
Гарри стоял прямо перед ней, на расстоянии меньше одного шага, в зоне досягаемости ее латной рукавицы.
— Итак, ты пришла, чтобы убить меня, — он мотнул головой. — Но ты должна понять, что я выстрадал не меньше, чем ты. И в глубине души ты осознаешь, что я никогда не был твоим врагом, Карен. И в том, что я совершил, нет моей вины.
Мгновение она пристально смотрела на него, чуть прищурив глаза, потом кивнула и улыбнулась. Но это была скорее усмешка, чем настоящая улыбка.
— Я раскусила тебя! — сказала она. — О, я чувствую твою дверь, Гарри! Однажды ты брал меня туда с собой, помнишь? Ты перенес меня из сада в мой замок в одно мгновение. А теперь рядом с тобой другая дверь. Подошел бы ты так близко, если бы не она? Докажи мне, что ты действительно так “невиновен”.
Он покачал головой.
— Это было тогда, — возразил он. — А теперь, кем бы я ни хотел быть, но я Вамфир, и только! Во мне теперь мало невинности... пожалуй, как и в тебе! Да, тварь во мне советует держать дверь открытой, чтобы защитить меня — или себя? Но человек во мне говорит, что мне не требуется никакой защиты. А пока я жив, человек во мне имеет приоритет. И пусть так будет всегда!
Он забыл об осторожности, сжал дверь Мёбиуса и широко распахнул свой разум, впуская ее. Несколько мгновений она читала то, что там было написано, потому что он уже ничего не прятал. Но в телепатии прочесть — то же самое, что и прочувствовать, и многое из того, что она прочувствовала, отозвалось болью, огромной, еще большей, чем ее собственная боль. И она увидела, насколько он одинок и опустошен, и это отодвинуло ее собственную боль и опустошенность на задний план.
Но... она была женщиной и помнила все. Когда его правая рука опустилась на изгиб ее талии, сначала легко, потом властно, она опустила свою руку так, чтобы ее боевая рукавица скользнула и замерла за его спиной.
— Ты хочешь вернуть то время, когда я призналась, как я тебя хочу? — сказала она. — И каким именно образом? Конечно как женщина — но и как вампир, разумеется! Помнишь ли ты, как запер меня в моей комнате, и как я пыталась завлечь тебя? Я вышла к тебе нагая, вся в сомнениях, тяжело дыша — и ты не обратил на меня внимания. Как будто твое тело было из железа, а кровь — словно лед.
— Нет, — прохрипел он ей в ухо, вдыхая терпкий мускус ее тела, притягивая ее к себе и наклонив голову к ней. — Мое тело было живая плоть, и моя кровь была как огонь. Но я поставил себе цель и должен был ее достичь. А теперь... я ее достиг.
Она почувствовала, как нарастает ее желание, такое огромное, и его сердце тяжелым молотом забилось у ее груди.
— Ты... ты глупец, Гарри Киф! — прошептала она, и он обхватил ее еще крепче.
Каждый нерв ее тела затрепетал: инстинкт Вамфири требовал от нее, чтобы она вонзила боевую рукавицу в его спину, в позвоночник, вырвала и снова вонзила, искромсала на кусочки его сердце, чтобы оно брызнуло маленькими алыми гейзерами. Да, ее нервы затрепетали и не только от возбуждения, ее рука как бы сама по себе, без участия ее воли расслабилась и позволила грозному оружию соскользнуть с дрожащих пальцев прямо на землю!
— Ты еще больший глупец, чем я, — простонала она, вонзая острые, как бритвы, алые ногти прямо в его трепещущее тело, спину и шею. Гарри сорвал с нее одежду и ласкал ее тело везде, куда могли дотянуться его руки и кусал ее лицо и рот, пока не появилась кровь. — Да уж, — задыхаясь, проговорила Карен, когда они наконец сжали друг друга в объятиях, сгорая от желания, — глупее и не бывает!
Они летели к ее замку.
Сидя позади нее в богато украшенном седле у основания шеи летуна, там, откуда росли его перепончатые крылья, Гарри держался за Карен, чтобы не свалиться вниз — в этом случае ему пришлось бы сформировать дверь и выпасть сквозь нее в пространство Мёбиуса. Но он не мог упасть, пока ласкал ее упругие груди, соски которых, как самородки, прятались под остатками ее одежды. Он просто не мог упасть, пока его мужское естество упирается в ее восхитительный зад, словно пытаясь приподнять ее над седлом.
— Подожди! — сказала она ему еще там, в саду, у стены, где он, обретя вновь все чувства Вамфира, хотел взять ее немедленно и вспахать, как податливое поле. — Подожди! — повторила она дважды во время их полета, когда он застонал громче ветра прямо в ее ухо, стал биться о ее шею, и она почувствовала, как его метаморфическая плоть потекла, пытаясь обернуть ее всю, а его руки удлинились, как бы пытаясь прикоснуться к ней во всех местах одновременно.
И еще раз.
— Подожди! О, подожди же! — воззвала она к нему, когда летун приземлился на площадку несколькими этажами ниже ее самых верхних апартаментов. Карен почти спасалась бегством от него, взлетая по настилу и лестницам резной кости, стремясь в свои комнаты. Наконец, он догнал ее в спальне и понял, что столь долгое ожидание закончилось.
Гарри так редко занимался любовью, что он почти все забыл. Неудивительно. Пространство и время так запутаны! Сколько же времени прошло с того момента, когда он обладал Пенни? Измерение назад? Целая вселенная? Некроскоп знал только, что время — весьма относительное понятие. Былое казалось пушистым сном, а настоящее “сейчас” было так реально. Пенни была миражом, порождением сна, пухом чертополоха, она очаровала его в его снах, и наконец исчезла вместе с пробуждением. Но Карен... Она была реальностью, неотразимая, требовательная. Она была магнитом, притягивающим к себе, как маленькая планета, она манила его, как луна. И он желал ее.