Тварь
Шрифт:
Дарлинг поставил снасть для аквариума на северо-западе, приблизительно в шести милях от берега, на глубине пятисот морских саженей. Он мог бы найти глубину в пятьсот саженей ближе к южному берегу – там всего на расстоянии мили или двух рифы заканчивались и начиналась глубина. Но по какой-то причине существа, интересовавшие аквариум, жили только у северо-западного края рифов.
Сейчас, когда судно прокладывало свой путь среди рифов, вода, хоть и спокойная, была достаточно покрыта рябью, чтобы нарушить слепящий блеск и позволить определить различные цвета кораллов. Это дало Дарлингу возможность отклониться от канала и пробираться между высоких верхушек рифов. Старинное правило гласило: чем темнее что-то, тем оно глубже; так что пока Дарлинг видел этих желтых злодеев под поверхностью воды, он мог избегать их.
Обдуваемый северо-западным бризом и обогреваемый ранним солнцем, Вип Дарлинг, стоя на мостике, чувствовал себя счастливым человеком. На какое-то время он мог забыть, что у него абсолютно нет денег, и помечтать об огромных богатствах. Он позволил себе пофантазировать о грудах серебряных монет и извивающихся золотых цепях. Конечно, это только фантазия, но это и реальность, ведь известно, что такие вещи случались: сокровища Такера, сокровища Фишера с судна «Аточа», золотые россыпи в миллиард долларов с «Центральной Америки». Кто может с уверенностью сказать, что это не случится опять?
К тому же золото и серебро – не единственные сокровища, которые ожидают, чтобы их обнаружили. Существуют же животные, неизвестные и невообразимые, особенно на глубине, которые могли бы изменить представления людей обо всем, начиная с биологии и заканчивая учением об эволюции, и помогли бы найти панацею от всех болезней – от артрита до рака. Конечно, находка одного или двух подобных существ не наполнила бы кошелек Дарлинга, но именно такие размышления поддерживали его дух.
Взгляд Випа переместился с белых песчаных ямок к расщелинам в гряде кораллов, и все время его глаза искали приметные знаки кораблекрушений, которые могли бы быть очень старыми.
Никто не знает, когда первый корабль потерпел крушение у вулкана на Бермудах; это было по крайней мере во времена Елизаветы, потому что сохранились свидетельства, что некий злополучный испанец провел на островах незапланированный отпуск именно во времена королевы-девственницы. Он потратил много времени и сил, высекая на скале надпись, различимую и в наши дни: «Ф Т 1543».
Бермуды всегда были западней для кораблей и до сих пор оставались ею, несмотря на все современные чудеса вроде радиопеленгации, системы Лорана и спутниковой навигации, потому что вулкан, хотя и потухший, выступал со дна моря, как заколдованная палочка, полная электромагнитных аномалий. Механизмы, электронные или магнитные, неподалеку от Бермудских островов замыкались и начинали неистовствовать. Никакие приборы не работали, по крайней мере, не работали надежно. Компасы вращались туда-сюда, как пьяные. Моряк, обратившийся к системе Лорана, чтобы узнать свои координаты, мог запросто получить ответ, что находится в горах над Барселоной.
Причуды Бермудского вулкана помогли породить легенды о Бермудском треугольнике, потому что, как только человеческий ум получает кусочек истины и выворачивает его в крендель фантазии, он начинает воображать все, что угодно, начиная с Атлантиды и НЛО и заканчивая всепожирающими чудовищами, живущими в центре планеты.
Дарлинг не возражал против людей, которым доставляла удовольствие всякая чепуха насчет Бермудского треугольника, но ему это казалось просто потерей времени. Если бы люди попытались узнать о чудесах, которые действительно существовали, думал он, их аппетит на драконов был бы вполне удовлетворен. Семьдесят процентов планеты покрыто водой, и девяносто пять процентов от этих семидесяти никем не исследованы. Вместо этого люди упорно тратят миллиарды долларов, чтобы изучать, например, Марс и Нептун, а о невидимой стороне Луны мы знаем больше, чем о трех четвертях нашего собственного дома. Сумасшествие.
Даже он, Дарлинг, – песчинка в крошечном ничтожном уголке на краю света – за двадцать пять лет, проведенных на море, видел достаточно, чтобы понять: пучина скрывает столько драконов, что их количество могло бы вызвать кошмары у всего человечества. Тридцатифутовые акулы, живущие в иле; огромные, как автомобиль, крабы; бесплавниковые рыбы с похожими на лошадиные головами; змееподобные угри, пожирающие все, включая друг друга; рыбы, которые отправляются на охоту с маленькими фонариками, свисающими с бровей, и так далее, и тому подобное.
И теперь Бермудская западня каждую пару лет захватывала одну-две жертвы – обычно приписанные к Либерии или Панаме танкеры, владельцами которых были компании дантистов или педиатров откуда-нибудь из Алтуны, штат Пенсильвания, тайваньский капитан которых ни слова не знал по-английски. Обычно он выходил, скажем, из Норфолка, прокладывал курс на Гибралтарский пролив и включал авторулевого. Затем спускался в каюту выпить чаю, вздремнуть или сделать массаж шиацу, не потрудившись обратить внимание на незначительный сигнал на экране радара приблизительно в шестистах милях к востоку от Северной Каролины.
Пару ночей спустя радиоволны внезапно заполнялись призывами SOS. Иногда, если ночь была спокойной и ясной, Дарлингу было достаточно выйти из задней двери дома и посмотреть на север или северо-запад – на горизонте виднелись огни сидящего на рифах судна.
Его первой мыслью было: Господи, только бы оно не было нагружено нефтью. Второй мыслью было: если на судне нефть, Господи, не допусти, чтобы у него была пробоина.
Раньше, в старые времена, рифы подлавливали так много судов, что даже возникла индустрия людей, которые добывали средства к существованию, выходя в море на веслах и обирая пострадавшие корабли. Некоторые из «добытчиков» не удовлетворялись ожиданием; они сами хотели добиться удачи и подавали знаки фонарями, чтобы заманить корабли на рифы.
Дарлинг всегда удивлялся тому, что по иронии судьбы сами моряки сделали Бермуды ловушкой для судов. Они могли бы избегать этих островов, но беда в том, что они нуждались в Бермудах.
До 1780-х годов не существовало такой вещи, как надежное определение местонахождения по долготе. Моряки определяли широту, на которой находились в данный момент, по углу солнца к горизонту, делали это тысячу лет при помощи алидад, астролябий, октантов и секстантов. Но чтобы определить, где они находятся на оси восток – запад, им нужен был точный, действительно точный, прибор – хронометр. А его не было. Бермуды были известной неподвижной точкой в океане, и, как только моряки обнаруживали ее, они точно знали, где находятся. Итак, мореплаватели отправлялись с островов Вест-Индии, с Гаити или из Гаваны и шли на север по Гольфстриму, затем поворачивали к северо-востоку, пока не достигали 32 градусов северной широты. Затем они поворачивали на восток и искали Бермуды, от которых прокладывали курс на родину.
Но если судно попадало в шторм и ветры дули так свирепо, а волны поднимались так высоко, что моряки не могли ничего разглядеть, или если опускался туман, или если штурман слегка запутался, к тому времени, когда мореходы наконец видели вдалеке Бермуды, у них были все шансы очутиться на самих Бермудах, то есть на рифах вокруг островов.
Как-то Шарлотта прочитала поэтическую строку: «Не один полуночный корабль со всей в отчаянье кричащей командой, а многие подобные ему...» Дарлингу нравились эти слова, потому что они рождали в его воображении представление о том, каково должно быть на борту одного из старинных кораблей, лицом к лицу столкнувшегося со смертью: они плыли вперед, чувствуя себя в море в полной безопасности, как птица в небесах, матрос измерял глубину, стоя на баке, бросая лот и не доставая дна, и вдруг – что такое? – звук прибоя – прибоя? какой прибой может быть посреди океана? – и они напрягают глаза, но не могут ничего разглядеть, а гул прибоя становится все громче и громче, а потом лот действительно достигает дна, и наступает миг ужаса, когда они наконец все понимают...