Тварь
Шрифт:
– О чем ты думаешь?
– Я упражнялся в старой избитой игре «если бы только».
– Что?
– Ну, ты знаешь: если бы только мы вышли на день раньше или на день позже, если бы ветер повернул, если бы нам не пришлось включать двигатель... – Он замолчал, а потом его голос зазвучал с горечью: – Если бы только я не был таким проклятым лодырем и не поленился залезть под палубу, чтобы проверить эту трубу!
– Перестань, Говард.
– Хорошо.
– Никто в этом не виноват.
– Наверное, так.
Она была
– Эй, – сказал он, заставляя себя быть бодрым. – Я тут подумал кое о чем. Помнишь, когда Роджер продал нам страховку? Помнишь, мы хотели самый дешевый страховой полис, какой только могли получить, а он сказал: нет, мы никогда не сможем вновь построить деревянное судно таких размеров в наши дни за такую сумму, и заставил нас подписаться на самую большую страховку. Помнишь?
– Кажется, да.
– Конечно, помнишь. Суть дела в том, что судно застраховано на четыреста пятьдесят тысяч долларов. Мы бы никогда не получили столько от продажи.
Элизабет понимала, что он делает. Она была рада и хотела что-нибудь сказать, но плот сорвался с верхушки волны и скользнул во впадину.
Они начали опрокидываться. Элизабет так и знала – им не под силу помешать стихии. Она взвизгнула. Затем плот выровнялся и мягко взлетел на следующую волну.
– Эй! – Гриффин придвинулся к жене и обнял ее за плечи. – Все нормально. У нас все хорошо.
– Нет, – выдохнула она ему в грудь. – У нас ничего не хорошо.
– О'кей, у нас не хорошо. Чего ты боишься?
– Чего я боюсь? – набросилась она на него. – Мы находимся посреди океана, посреди ночи на плоту размером с крышку от бутылки... и ты спрашиваешь меня, чего я боюсь? А как насчет смерти?
– Смерти от чего?
– Ради бога, Говард...
– Я серьезно. Давай обсудим.
– Я не хочу ничего обсуждать.
– У тебя есть более подходящее занятие? Ну давай. – Он поцеловал жену в голову. – Давай выведем страхи наружу и разделаемся с ними.
– Хорошо. – Элизабет сделала глубокий вдох. – Акулы. Можешь называть меня паникершей, но я в ужасе от мысли об акулах.
– Акулы. Хорошо. О'кей. Мы можем забыть о них.
– Скажешь тоже!
– Нет, послушай. Вода холодная. И во всяком случае, японцы и корейцы выловили большинство из них. И если даже какая-нибудь крупная акула все-таки приплывет сюда, то, пока мы находимся на плоту, мы не выглядим, не пахнем и не воспринимаемся ею как что-либо, чем она привыкла питаться. Что еще?
– Предположим, шторм...
– Хорошо. Погода. Никаких проблем. Прогноз хороший. Сейчас не сезон ураганов. Даже если придет шторм с северо-востока, то плот почти непотопляем. Самое плохое, что может случиться, – он перевернется. Если это произойдет, мы опять выправим его.
– И будем плавать без конца, пока не умрем от голода.
– Этого не произойдет. –
Элизабет помолчала немного, а потом проговорила:
– Ты веришь всему этому?
– Конечно, я верю всему этому.
– И ты не боишься?
Он прижал ее к себе и сказал:
– Конечно, боюсь.
– Хорошо.
– Но если ты ничего не предпринимаешь по поводу пришедшего страха, не рассеиваешь его разговором, не заменяешь его чем-нибудь другим, он пожирает тебя.
Элизабет опустила голову мужу на грудь и потянула носом. Она уловила запах соли, пота... и успокоения. Она услышала запах двадцати лет своей жизни.
– Так... – произнесла наконец она. – Значит, ты желаешь пофлиртовать?
– Правильно, – рассмеялся он. – Перевернуть плот в приступе страсти.
Они оставались в таком положении, прижавшись друг к другу, а плот медленно дрейфовал к югу, гонимый ветром. Звезды на небе, казалось, танцевали в сумасшедшем согласии с ними, кружась и опускаясь вместе с движением плота, но всегда неуклонно двигаясь на запад.
Через некоторое время Гриффин подумал, что Элизабет уснула. Но вскоре он ощутил у себя на груди слезы.
– Эй, – прошептал он. – Что это значит?
– Кэролайн, – ответила она. – Такая маленькая...
– Не надо, милая. Пожалуйста...
– Я ничего не могу поделать.
– Ты должна попытаться заснуть.
– Заснуть?!
– Хорошо, тогда давай играть в «Боттичелли».
Элизабет вздохнула.
– О'кей. Я думаю о... знаменитом М.
– М. Посмотрим. Он... знаменитый француз...
Элизабет внезапно вздрогнула. Она выпрямилась и повернулась к носу плота.
– Что это было?
– Что именно?
– Такой царапающий звук.
– Я ничего не слышал.
– Как будто когти.
– Где?
Она проползла вперед и потрогала резину на самой передней камере:
– Как раз здесь. Словно когти, скребущие по резине.
– Может, что-нибудь с яхты? Забудь об этом. Кусочек дерева. Здесь плавает всякая дрянь. Могла быть летающая рыба. Иногда они попадают прямо на палубу.
– Что это за запах?
– Какой запах? – Гриффин глубоко вдохнул воздух и теперь действительно почувствовал. – Аммиак?