Тварь
Шрифт:
Фрит посмотрел на запад. Он ничего не мог разглядеть, только слепящие желтые вспышки солнца на покрытой пятнами морской глади. Ни характера воды, ни коралловых вершин, ничего. Все равно что смотреть на лист оловянной фольги при полной луне.
Он понял, что попал в западню. Он не мог идти в восточном направлении, потому что там коралловые вершины просто-таки выступали над поверхностью воды. Он не мог идти и на запад, потому что ничего не видел. Ослепленный, он непременно разодрал бы дно судна. К тому же наступало время отлива, он помнил это еще с утра, так как сверился с таблицей приливов, чтобы наверняка найти свои буи.
Он мог подождать до захода солнца – и что тогда? Попытаться выйти в темноте? Даже не думай об этом.
Ему придется подождать до утра. Он выбросит якорь и подождет, выпьет пива и поспит, и...
Но он не рискнет этого сделать. Если поднимется ветер, то он будет вынужден двинуться глубокой ночью. А какой ожидается ветер? Он не потрудился проверить. Тогда это казалось ненужным.
Фрит не мог видеть судна Випа. «Капер» был где-то там, в солнечном блеске. Фрит закричал:
– Будь ты проклят!
Дарлинг наблюдал, как судно Фрита замедлило ход и остановилось. Он представлял себе: вот Фрит думает, что все в порядке, а потом оглядывается и смотрит на солнце.
– Он будет ждать до утра, – предположил Майк.
– Только не Карл. У него не хватит терпения.
Они задержались еще на несколько минут, дрейфуя у края мелководных рифов.
– Может, ты и прав, – заметил Дарлинг, берясь за дроссельный рычаг.
В этот момент они услышали, как взревел двигатель Фрита.
– Нет, не прав, – проговорил Майк и усмехнулся. Они прислушались к шуму мотора над тихой водой, услышали, как он увеличивал обороты, затем замирал: судно продвигалось вперед и пятилось назад.
– Он нащупывает дорогу, – сказал Дарлинг. – Как слепой.
Через некоторое время они ощутили в ногах легкое содрогание, переданное водой через стальную обшивку «Капера», а затем услышали низкий скрежещущий звук, за которым внезапно последовало завывание двигателя Фрита.
– Он таки напоролся, – подытожил Дарлинг, засмеялся и хлопнул Майка по плечу. – Загнал себя на риф, быстро и основательно.
– Хочешь, чтобы я вызвал полицию? – спросил Майк. – Они могут выслать резиновую лодку.
– Пусть поплавает. Ему будет полезно разрядиться. – Дарлинг развернул судно на запад. – Кроме того, у нас есть дело.
– Какое?
– Поломать ловушки этого ублюдка.
– Он сообщит о нас в полицию, – возразил Майк. Затем задумался. – Нет, наверно, теперь он не сделает этого.
К тому времени когда Дарлинг обогнул мыс при входе в Мангровую бухту, синева неба начала быстро сменяться фиолетовым оттенком и уходящее солнце окрасило облака на западе в оранжево-розовый цвет.
Одинокая лампа освещала пристань, а под ней, пришвартованная к свае, стояла белая двадцатипятифутовая лодка с подвесным мотором. Слово «ПОЛИЦИЯ» было выписано на ее борту синими футовыми буквами.
– Господи, – проговорил Майк, – он уже донес на нас.
– Сомневаюсь, – возразил Дарлинг. – Карл дурак, но он не сумасшедший.
Два молодых полицейских – белый и чернокожий – стояли на пристани, оба одетые в форменные рубашки, шорты и носки до колен. Они наблюдали, как Дарлинг осторожно подвел судно к пристани, и приняли от Майка носовую и кормовую чалки.
Дарлинг был знаком с этими полицейскими, у него с ними не возникало недоразумений – не больше, чем со всей морской полицией, которую он считал плохо обученной, перегруженной и не имеющей достаточно снаряжения. Эту пару он брал с собой в море в их выходные дни и помогал научиться понимать рифы, показывал более короткие проходы к немногим глубоководным каналам, ведущим к Бермудским островам и от них.
Тем не менее он предпочел оставаться на ходовом мостике, интуитивно чувствуя, что высота придает ему вес в их глазах.
Он оперся о перила, поднял палец в приветствии и поздоровался:
– Колин... Барнет...
– Хей, Вип, – проговорил Колин, белый полицейский.
Барнет спросил:
– Можно подняться на борт?
– Валяйте, – согласился Дарлинг. – Что привело вас сюда так поздно, ребята?
– Слышали, ты нашел плот, – сказал Барнет.
– Довольно точно.
Барнет поднялся на судно и указал на плот, лежащий поперек кокпита:
– Это он?
– Да, это он.
Барнет посветил фонариком на плот и нагнулся к нему.
– Господи, да от него воняет.
Колин не двинулся с места и нерешительно произнес:
– Вип, нам придется забрать его.
Дарлинг помолчал.
– А почему? Кто-нибудь предъявил на него права?
– Нет... не совсем так.
– Тогда он мой, разве нет? Основной закон по спасению имущества: тот, кто нашел, оставляет себе.
– Да... – Казалось, что Колин чувствует неловкость. Он не поднимал глаз от своих ног. – Но не на этот раз.
– Значит, так. – Дарлинг пережидал, ощущая муть гнева и стараясь подавить ее. – Что же это значит?
– Доктор Сент-Джон, – сказал Колин. – Он хочет забрать его.
– Доктор Сент-Джон. – Теперь Дарлинг понял, что непременно проиграет, а его вспыльчивость возьмет верх. – Понимаю.
Лайам Сент-Джон был одним из немногих людей на Бермудах, которых Дарлинг удостаивал своего отвращения. Ирландский иммигрант второго поколения, он учился в школе в Монтане и окончил какое-то штампующее дипломы заведение, которое наградило его докторской степенью. Никто не знал, в какой именно области науки была эта докторская степень, а сам Сент-Джон никогда об этом не говорил. Все, что жители знали наверняка, так это то, что, уезжая с Бермуд, маленький Лайам произносил свое имя как Сент-Джон, а вернувшись, стал произносить (и требовал этого от других) как СИНджин.