Твардовский
Шрифт:
– Я знаю третий, – отвечал смело Твардовский, – потому что все, сокрытое для других, для меня открыто, и будущее я читаю, как книгу.
– Поэтому я не хочу вас и спрашивать, – продолжал придворный, удивленный всеведением Твардовского, – можете ли вы исполнить то, чего просит от вас король?
– Могу ли – в этом сомневаться нечего; но сделаю ли – это еще сомнительно.
– Как! Имея возможность и средства сделать, вы не сделали бы для короля?
Твардовский улыбнулся и отвечал:
– Для меня нет короля. Есть некоторые причины, для которых я должен подумать, надобно ли исполнить королевскую просьбу.
– Какие же причины?
– Король огорчен потерею дорогой ему супруги, ему хочется видеть ее – ее или ее тень,
– Так.
– Хорошо ли будет, если король увидит снова обожаемую им Варвару?.. Раны, которые теперь начинают заживать, откроются; увидев ее, он захочет подойти к ней, прижать ее к осиротелому сердцу, поговорить с нею. Следствием такого свидания будут новые слезы, новая грусть, новое отчаяние. Свидание это может принести королю больше вреда, чем пользы, больше горести, чем утешения. Каждый день уносит с собой частичку воспоминания, но когда это воспоминание оживится чудным видением, то ляжет тяжело на сердце; милый образ яснее отразится в душе, и грусть овладеет ею снова и надолго. Не похоже ли это на желание больного, который хотел бы испытать в другой раз одну и ту же болезнь?..
– Я разделяю ваши мысли и предоставляю вашей мудрости действовать как лучше, – отвечал с покорным видом придворный.
– По крайней мере, так мне кажется, – продолжал Твардовский. – На свете есть вещи, о которых не знаю и которых не вижу, потому что не хочу видеть их и нарочно отвращаю от них взоры. Будущее короля есть именно один из тех предметов, которых я не хочу и не смею доискиваться.
– На что же вы решитесь?
– В эту минуту я не могу вам дать решительного ответа. Мне надо, по крайней мере, три дня на размышление. Через три дня и в такую же пору, как сегодня, придите ко мне.
– По крайней мере, позволите ли вы мне, не откладывая до другого времени, сказать вам, что обещает вам король, если вы исполните его желание?
– Любопытно было бы знать, – невольно сказал Твардовский, – поистине, я не могу отгадать этой награды.
– Предупреждаю вас, что король вовсе не считает это наградою. Он хочет просто оставить вам по себе память, и этою памятью будут золотая цепь в триста золотых весом, драгоценный перстень и соболья шуба, одна из тех, которые последний царский посол привез королю в подарок из Москвы и красоте которых не могли в то время надивиться. Повторяю: король не думает награждать вас; все это будет одним слабым знаком его к вам благорасположения.
– Благодарю за королевскую ласку и милость ко мне, ничтожному слуге его, – отвечал Твардовский. – Не забудьте же придти ко мне через три дня.
С этими словами он поклонился, и придворный вышел. Задумчивый Твардовский остался один; но едва только утихли шаги гостя на лестнице, как в углу комнаты что-то зашелестело и из-под огромной кучи книг вылез, зевая во весь широкий рот свой, дьявол.
– Добрый вечер!
– И я только что собирался тебя звать.
– Видишь, как я легок на помине. Я знал, что ты желаешь со мной видеться – и предупредил зов.
– Так, стало быть, ты знаешь, в чем дело.
– Знаю, да не совсем, – равнодушно отвечал дьявол.
– Король наш, – сказал ему Твардовский после минутного размышления, – потерял нежно любимую им супругу, Варвару [8]. Дороже всего на свете была она ему, потому что он смотрел на нее как на нежную подругу, а не как на королеву. Несмотря на все прекрасные качества настоящей королевы, скончавшейся недавно в Вильне, Варвара, взятая королем с бою, умела заменить все качества своей предместницы и соперницы. Огорченный ее смертию, король сам проводил тело ее в Вильну, носил всегда портрет ее на груди, и одно воспоминание о ней заставляет его проливать слезы. Дошла до него весть о моем знании. Народная молва разгласила весть о моем могуществе, посредством которого я вызываю тени умерших, и это подало королю мысль взглянуть еще раз на образ любимой супруги. Сейчас только вышел от меня посланец
– Я не могу сказать тебе наверное, что сталось с душой королевы. Если она полетела туда (дьявол указал пальцем на небо), то трудненько будет вызвать ее.
– Трудно, но все-таки возможно?
– Ну, не знаю, как тебе сказать. Есть заклятия и на добрых духов; о заклятиях на злых ты знаешь сам: потому что они гораздо легче первых. Подумай; авось отыщешь и их в своей голове. Во всяком случае, – продолжал сатана, – старайся показать королю дух таким образом, чтоб он не влюбился в него более, чем любил покойницу при жизни. Напротив, сделай так, чтоб он внушил ему ужас и отвращение. Память и любовь к умершим соединяют живущих с мертвыми неразрывными таинственными узами, и тогда они меньше грешат. Многие, – говорю тебе это по опыту, – удержались на пути добродетели единственно от воспоминания об умерших. Мы, как тебе известно, стараемся только о том, чтобы все грешили, потому что грехом свет держится и давно бы провалился, если б не было этого malum necessarium. Потому-то я так и стою на этом. Потом, ты должен стараться, чтоб король ни под каким видом не приближался к духу и не коснулся бы его даже, чтоб не заговорил с ним, ибо в противном случае, если духу вздумается отвечать, то король непременно умрет и тебя сожгут или повесят, как колдуна и чернокнижника. Впрочем, делай себе, как угодно. С моей стороны будет только одно условие: ведь надобно же и мне что-нибудь тут выиграть. Ты должен отказаться от всякой награды. Проси короля только об одном: пусть простит первого преступника, которого на другой день должны вешать на площади перед ратушей; этим ты приобретешь для себя новую славу, – славу бескорыстного человека, а для ада – окажешь большую услугу, сохранивши человека, для него необходимого. Надобно о себе думать, primo mihi. За это я берусь помогать тебе в деле. Помни же о двух главных вещах: для себя – чтоб король во время явления духа не сошел с места и не заговорил бы с ним; для меня – чтоб помиловал преступника. Ну, прощай; я тороплюсь в другую сторону. Vale et me ama.
Дьявол исчез. Твардовский бросился на жесткую постель. Лампада по-прежнему озаряла тусклым красноватым светом своим мумию, крокодила, скелет и уродов в банках. Твардовский скоро заснул. Тогда только тихонько подошел к кровати его неусыпно наблюдавший за господином своим Матюша-сиротка, покрыл его одеялом (в комнате было холодно), погасил лампаду и, машинально перекрестившись и пробормотавши что-то под нос, улегся на полу, в ногах своего господина.
XII
Как Твардовский вызывал тень королевы Варвары
Через три дня, которые Твардовский выпросил на размышление, вечером, брякнула у дверей железная щеколда, и в комнаты вошел королевский посланец. Твардовский подошел к нему.
– Какой ответ должен я принести королевской милости? – начал придворный после обычного приветствия.
– Желание его может быть исполнено, – отвечал Твардовский, – только не иначе как на условиях, которые непременно должен принять король.
– Уверен заранее, что король согласится на самые тяжелые условия, если только они будут приличны его высокому сану. Король так горячо любил свою супругу, что решился на все, лишь бы увидеть хоть на минуту тень ее.
– Первое мое условие – чтоб король в минуту появления тени не пытался приближаться к ней, не говорил бы ни слова, не сходил бы с места. Второе – чтоб при вызове тени не было никого, кроме меня, короля и вас. Третье – чтоб король вместо всякой награды помиловал осужденного на смерть преступника.
– Могу поручиться, – отвечал удивленный требованиями Твардовского придворный, – что все эти условия будут королем исполнены. Что же касается до награды, то я советовал бы вам не пренебрегать ею: тут можно много выиграть. Подумайте хорошенько; не пожелаете ли еще чего-нибудь?