Твари Господни
Шрифт:
– Как скажешь, – кивнул, сразу успокоившийся Махно. – Ставим немецкий, ты помнишь?
– Помню.
– Ему? – кивнул Махно на молчаливо стоявшего рядом Черта, которого "в лицо" не знал.
– Мне, – коротко ответил Черт.
– Ну иди ко мне сынку, – Махно кивнул на место перед собой. – Становись на колени и опусти голову, как будто сосешь.
– А это обязательно? – спросил, подходя к Махно Черт.
– Нет, – усмехнулся тот. – Если у тебя есть табуретка, я могу на нее встать, тогда и тебе колени мочить не придется.
– Понял, – Черт без дальнейших возражений опустился на колени и склонил голову.
– Вот и славно, – Махно положил руки ему на голову и закрыл глаза. – Все, все молчат. Работаю.
Порыв пронизывающего ветра ударил в лицо и грудь, но ни один листочек не шелохнулся на замерших в осеннем оцепенении деревьях. Лиса отшатнулась, отступив на шаг, и крепко сжала челюсти, сдерживая рвущийся из горла крик. Еще мгновение, и новый удар, от которого басовито загудели нервы, натянутые, как стальные струны, удерживающие в бурю тяжелый подвесной мост. Это было похоже на то, как если бы она стояла, прижавшись всем телом к стене церкви, внутри которой поет невероятный по численности и мощи мужской хор. Но это было только начало, потому что после третьего удара "завизжал" воздух, став сразу каким-то пресным, никаким, таким, что им не хотелось дышать.
"Перебудим всю округу…" – мысль прошла краем сознания, так же как далекий сухой гром едва ли потревожил слух.
Сквозь дрожащий воздух в красных и фиолетовых вспышках видимых только Лисе разрядов, перед ней застыли коленопреклоненный Черт и нависший над ним Махно, как будто специально копирующие рембрантовское "Возвращение блудного сына". Рядом с ними раскачивался, сидя на земле и схватившись руками за голову, охранник Махно, а где-то среди деревьев "резонанс" корежил других его людей. Но Лиса стояла, сама удивляясь той частью сознания, которая все еще была способна осмысливать происходящее, что не упала, не потеряла сознания, не сошла с ума. Раньше она никогда не видела, как "доноры" отдают свое знание, вкладывая его целиком в чужую память, и даже не слышала ни разу о том, какой мощи волшба потребна для такого дела.
Пятый удар. Она отступила еще на шаг, дыша уже не воздухом, а ледяным огнем, сжигавшим легкие.
"Господи!" – охранник Махно, как подкошенный, упал на бок и замер на белой земле в позе эмбриона.
– Господи!" – кровь кипела в жилах и перед глазами встал багровый туман, а "хор" покинул каменные стены церкви, и мощь басов сотрясала теперь небо и землю, и Лису вместе с ними.
"Господи!!!"
Все-таки господь услышал, наверное, ее немой вопль, и все вдруг вернулось на круги своя. Ночь, темная поляна в глубине Екатерининского парка, Махно и Черт.
Лиса моргнула и обвела удивленным взглядом поляну. Вся она была покрыта белым инеем: и пожухлая уже осенняя трава, и кусты и стволы деревьев. Застонал, заворочался и начал наконец подниматься с земли, очумело потряхивая головой, охранник Махно, зашевелились среди темных деревьев еще двое, и сам Махно снял вдруг руки с головы Черта и неуверенно отступил назад. Его ощутимо пошатывало, но он улыбался.
– Sie sagen deutsch? – спросил он насмешливо.
– Ja, es ist ein wenig, – равнодушно ответил Черт, вставая с колен. – Also, dich, Махно, das Tier, und nicht der Mensch. Die Minute! [22] – И он опрометью бросился в кусты.
22
Вы говорите по-немецки? / Да, немного. / Ну ты, Махно, зверь, а не человек. / Минуту.
– Wessen es er? [23] – спросила Лиса, автоматически переходя на немецкий.
– Zu schreiben ist losgerannt, [24] – вяло ответил Махно. – Вообще-то обычно они писают в штаны, но твой парень, Нота, просто кремень. Кого-то он мне напоминает, только вспомнить никак не могу.
– Дежавю, – пожала плечами Лиса, охраняя инкогнито Черта. – Он из новеньких. Слушай, а где ты такой немецкий взял?
– Где взял, там уже нет, – Махно рассеянно огляделся вокруг и задумчиво пожевал нижнюю губу. – Вообще-то пора сматываться. Расшевелил я эфир малеха, неровен час, какая сука учует. Ты помнишь?
23
Чего это он?
24
Писать побежал.
– Помню, – кивнула она. – Через полгода.
– Найдешь меня, – улыбнулся Махно и уже собрался уходить, но Лиса его задержала.
– А почему ты не уходишь в Цитадель? – спросила она.
– А ты почему? – вопросом на вопрос ответил он.
– Я с боевкой завязала еще десять лет назад.
– И молодец, – серьезно кивнул Махно. – У тебя есть дело, у меня есть дело, зачем нам эти глупости?
– Но ты ведь регулярно…
– Они должны знать, – жестко сказал Махно. – Я электростанции не атакую, и военные базы тоже. Но они должны знать, что за кровь платят кровью.
– Возможно, ты прав, – задумчиво кивнула Лиса. – Кого ты наметил?
– Толкунова.
– Почему не Голикова или Рудя? – спросила она, удивившись совпадению, ведь и Твин обратил ее внимание именно на этого – нового – члена Политбюро.
– Понравился он мне, – ухмыльнулся Махно, явно уходя от ответа, и зашагал прочь.
6
– Куда теперь? – спросил Черт, выехав на Московский проспект.
– Есть идеи? – Лиса сунула руку в карман куртки и обнаружила там только пустую пачку. Сигареты закончились. – У тебя покурить не найдется?
– Посмотри в бардачке, – свою пустую пачку он выкинул еще в Пушкине, когда они вернулись к машине. – Я думал у тебя все спланировано.
Если находишься рядом с Чертом достаточно долго, тембр его голоса и полное отсутствие интонаций перестают раздражать. Наверное, человек способен привыкнуть ко всему, и к этому тоже.
– Нет, – ответила она со вздохом. – Ничего я на ночь не планировала. Решила, живыми уйдем, и, слава богу. Тогда, и думать станем.
Она открыла бардачок и действительно нашла там початую пачку "BT".
– Твои?
– Нет, конечно, – дорога была почти пуста, и, поймав "зеленую волну", Черт гнал "Волгу" куда-то в центр.
"Ну что ж, – подумала она, доставая из пачки сигарету и прикуривая от зажигалки. – Пусть хоть иногда кто-то решает за меня".
– Я свою хату до утра застолбил, – как ни в чем, ни бывало, сказал Черт. – Там и отдохнем. Есть хочешь?
– Да, надо бы, наверное, – она и сама не знала, хочет ли есть, хотя и понимала умом, что подкрепиться все-таки следует. Сколько она протянет на одном кофеине? – А есть где купить?