Твари Господни
Шрифт:
Теперь на нее снизошла окончательная тишина. Особая тишина, в которой невозможно жить, но в которой возможно "постигать", открывая все спрятанное и скрытое, отбрасывая, словно шелуху, все запреты и ограничения, накладываемые непреложными законами природы. И Лиса увидела. Она увидела саму себя, свое "чужое" тело – одно из сотен и тысяч других таких же бренных тел, вплавленных силой ее собственной волшбы, как мухи в янтарь, в пространство остановившегося мгновения. Узнала Пику и Алекса, застывших в движении, конечным пунктом которого через двадцать две минуты станет темно-синий Opel Frontera Wagon, оставленный на долговременной стоянке аэропорта в шесть сорок утра вылетевшим в Тайпэй Гельмутом Стиггом – менеджером по сбыту местной текстильной
Встрепенулся задетый ее "волной" Черт, и нюхач тоже почувствовал прикосновение Лисиного "взгляда". Он оказался потрясающе сильным колдуном, Чеслав Новотны по кличке Карл – "пятьдесят три года, уроженец города Брно, не женат" – ему почти удалось разорвать цепи остановившегося времени и прорваться на другой, несравненно более высокий уровень, требовавший немалого могущества. Однако "почти" – это оценочная категория, которая на самом деле ничего не стоит. Он попытался, но не смог или не успел. А кто не успел, тот опоздал, не так ли?
– Не надо! – он, естественно, не мог говорить. Это кричала испуганная душа Чеслава Новотны, но услышать этот отчаянный вопль могли сейчас только "онемевший" Черт и творящая свое страшное чудо Лиса.
– Не надо! – закричала его душа.
– Всему приходит конец, – с холодным равнодушием ответила ее душа.
– Умрите! – приказала Лиса всем тем, кто представлял сейчас опасность для нее и ее людей. – Умрите все!
3
Первым озвучил новость Pro7. У них это появилось в двенадцатичасовом новостном блоке. Однако уже к часу дня вопили все, кто только мог: BBC, SNN, RTL, ARD, ZDF, [41] все, кого принимала их антенна. И даже картинка пошла, но пока еще невнятная и содержавшая одни только дальние планы. Впрочем, первый канал уже в час тридцать пять, показал несколько неидентифицируемых трупов и полтора десятка автоматов Калашникова и Узи, над которыми "колдовали" эксперты-криминалисты. Судя по набору оружия и черным вьющимся волосам у двух трупов из трех, ответственность за теракт решили повесить на палестинцев, но у Кайданова не было ни малейших сомнений в том, что, на самом деле, произошло во Франкфурте. Он даже здесь, в Берлине, ощутил, как "дрогнули небеса", а тем из "увечных", кто, на свою беду, оказался в десять утра в непосредственной близости от эпицентра, можно было только посочувствовать. Такой откат валит с ног, он это знал абсолютно точно.
40
Откат –
– Кто-то прорвался в Германию, – сказал Кайданов вслух.
– Думаешь, прорвался? – возможно, Викки в этом сомневалась, однако, сказать наверняка было невозможно.
– Не сомневайся, – зло усмехнулся Герман, поворачиваясь. – Бундесы никого не ждали, ты уж мне поверь! Простое совпадение. Скорее всего, у них был там нюхач, и человек на него напоролся случайно. Это не акция. Это прорыв.
– Трудно сказать, – возразила Викки, почти не изменив при этом тональности своего красивого голоса. – Ты же не можешь знать этого наверняка.
– Не могу, – согласился Кайданов, внимательно вглядываясь в ее спокойное лицо. – Но я чувствую. Триста убитых… Теперь помножь это число, как минимум, на двое. Ты представляешь, какой колдун там был, если мы почувствовали его даже здесь?
– Возможно, – пожала плечами Викки. – Но тогда, теперь начнется "блокада".
– Наверняка, – кивнул Кайданов, продолжая рассматривать Викки и испытывая при этом обычное чувство, если не раздражения, то уж, во всяком случае, досады. Временами ему казалось, что рядом с ним живет не человек, а одушевленный манекен. Кукла для секса, резиновая блондинка…
– Надо ложиться и не дышать, – произнося эти слова, Викки впервые за время разговора посмотрела Кайданову в глаза. Глаза у нее были очень красивые, но ему хотелось знать, хотя бы иногда, что они выражают.
– Да, – сказал он вслух. – Ты права. Передай по цепочке: "тихий час" для всех.
– А ты? – спросила Викки своим фирменным "ровным" голосом. Когда она так говорила, по ее интонациям было совершенно не понять, какие именно эмоции она испытывает, и тревожит ли ее вообще хоть что-нибудь.
– Я съезжу на встречу в Мюнхен и тоже лягу, – улыбнулся он, не столько испытывая в этом потребность, сколько по привычке "раздвигать губы в положенных местах разговора".
"Я раздвигаю губы, она ноги, и оба мы делаем это, потому что так положено".
Викки с минуту молча смотрела на Кайданова. Просто смотрела без всякого выражения.
"Но ведь о чем-то ты же думаешь, мать твою так!"
– Не ходи, – сказала она, прерывая молчание. – Сейчас не время.
– Не могу, – его самого поразило равнодушие, с которым он это сказал. Но, с другой стороны, следует ли тому, кто уже умер, бояться смерти?
– Не могу, – ответил Кайданов, понимавший, что, скорее всего, Викки права, но не желавший менять свои планы из-за такой мелочи, как собственная жизнь. – Я этой встречи ждал два месяца и год добивался. Просто не могу.
Возможно, он был прав, а может быть, и нет, но в любом случае, не был искренен. Разумеется, эта встреча была им всем очень нужна. Проблема, как всегда, состояла в малочисленности боевки. С одной стороны, хорошо. Маленькие группы труднее вычислить. Однако, с другой стороны, с пятью-шестью людьми серьезной каши не заваришь. А тут целая группа. Новые люди, новые возможности… но и новые опасности, разумеется. Вот только, кто не рискует, тот не пьет шампанского. Вопрос, впрочем, был в том, стоила ли овчинка выделки, и нельзя ли было все-таки отложить эту встречу до лучших времен?
"Можно, наверное, – подумал Кайданов, доставая сигарету. – Но я откладывать не хочу".
Викки молчала, но взгляда не отвела. Смотрела так, как будто хотела что-то понять, или, наоборот, уже все поняла и просто запоминала его таким, каким увидела в последний раз?
"Возможно, – согласился Кайданов, закуривая. – В конце-концов, что я о ней знаю? Но ведь о ней-то я как раз и не подумал".
– Я полечу самолетом, – сказал он вслух. – Встреча завтра вечером. Послезавтра утром я буду уже дома.