ТВари
Шрифт:
– Что это? – тихо спросила она.
– Это наш новый контракт со специально оговоренными условиями, по которым тебе отныне запрещается заниматься любой не согласованной со мной, как с руководителем проекта, деятельностью, – ответил Дюрыгин, пододвигая Агаше папку с листками.
– Хорошо, – с трудом сглотнув застрявший в горле комок, кивнула Агаша.
– И еще, там есть параграф насчет личной жизни на период раскрутки нашего шоу, внимательно прочти его.
– Хорошо, я прочту.
– Сейчас прочти.
– Хорошо, я сейчас прочту.
– Ну
Агаша глядела в бумажку и ничего не видела, буквы от нервов скакали перед глазами, и она ничегошеньки не могла разобрать.
– Там, говоря по-русски, – пришел на помощь Дюрыгин, – ты обязуешься ни с кем не встречаться и не миловаться, если я как твой руководитель тебе не разрешу, поняла?
Агаша кивнула.
– Ну, тогда подписывай.
И дюрыгинская паркеровская ручка покатилась по гладкой поверхности стола.
– Вот здесь, и второй экземпляр вот здесь…
Дрожащей рукой, так и не прочитав текста, Агаша поставила свою подпись в тех местах, куда ей пальцем указывал Дюрыгин.
– Если Мирский будет звонить, знаешь как ему отказать? – спросил Дюрыгин, убирая бумажки в брезентовый портфель.
– Угу, – хлюпая носом, ответила Агаша.
– Ну, тогда будем считать инцидент временно исчерпанным, – сказал Дюрыгин.
И оба синхронно подумали, что теперь они будут вместе. И Агаше не было неприятно или противно от этой мысли. Она представила себе, что будет любить его просто из благодарности. С Сережей Мирским покончено, и это к лучшему. А Дюрыгин подумал, что будет любить ее как свою любимую вещь, которая ему очень задорого досталась.
И не для протокола. У обоих, как у натур, склонных к творчеству, в воображении представилась мизансцена, выстроенная посредине кабинета на персидском ковре. Сцена примирения и покорности. Покорности и благодарности. Благодарности и прощения. Сцены, где он – артист и режиссер – стоит посредине ковра со спущенными брюками, а она – актриса – стоит перед ним на коленях.
Но сцена эта по замыслу высших сил и высшего режиссера была временно депонирована до лучших времен. Наверху, за облаками, тоже есть своя цензура. Да еще какая строгая!
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
КРОВИ И ЗРЕЛИЩ!
Сюда, сюда… на помощь!.. умираю…
Яд, яд – не слышат… понимаю,
Ты осторожен… никого… нейдут…
Но помни! есть небесный суд,
И я тебя, убийца, проклинаю.
ГЛАВА 1
РУССКИЙ СВАДЕБНЫЙ МАРАФОН
Студию №1, арендованную каналом НТА под шоу, оформили в виде банкетного зала. Здорово получилось. Вместо обычной массовки – гости и родственники. На возвышении оркестр и диск-жокей.
На площадке между поставленными буквой «П» столами стоит ведущая – Агаша Фролова. Оркестр играет Мендельсона.
– …Здравствуйте, дорогие телезрители нашего канала, сегодня у нас в
…Итак, жених, позвольте мне представить вам жениха, это Иван Богучанский, он москвич, он работает помощником управляющего частной компании, Ивану тридцать два года, он счастлив, давайте похлопаем жениху, поприветствуем его!
…А вот и наша невеста! Ее зовут Елена, фамилия Елены теперь тоже Богучанская, но еще сегодня утром она была Ридник. Итак, приветствуем нашу Елену, которая в свои двадцать шесть лет решила сменить фамилию Ридник на Богучанскую.
…Елена работает преподавателем английского языка, она преподает язык на специальных платных курсах, где учатся люди, занимающиеся бизнесом. Кстати говоря, со своим мужем Елена познакомилась именно на своей работе, куда год назад ее будущий жених и нынешний муж пришел изучать английский язык.
…Иван, скажите нам что-нибудь по-английски, пожалуйста!
– Ай эм хэппи тудэй…
– Молодец. Лена, скажите, как вы оцениваете своего мужа, какую оценку вы ставите Ивану за эту фразу?
– Файв пойнте, файф пойнте…
Давайте похлопаем нашей счастливой паре,
и оркестр, пожалуйста, вальс для молодых!
– Ну и как тебе все это? – спросил наконец Дюрыгин. – Как тебе этот наш первый блин?
Михаил Викторович с Валерием Сергеевичем сидели в кабинете главного и просматривали кассету с пятью первыми отснятыми передачами.
– Слушай, не знаю, как говорится, вскрытие покажет, – отшутился главный, раскачиваясь в любимом кресле.
– Ты имеешь в виду замеры «Медиа-метрике» и Гэллапа? – спросил Дюрыгин.
– Ну, выйдем с понедельника в эфир, отработаем первые пять дней, а там поглядим рейтинги.
– Но все равно, какое твое мнение?
– У меня настолько замылился глаз от соучастия, что я боюсь уже быть неадекватным.
– Но ведь не полное же говно?
– Я надеюсь, иначе мы с тобой не были бы профессионалами.
– А в сравнении с проектом Зарайского, если бы вместо моей Агаши запустили бы «Ля-Мур-Глямур» Ирмы Вальберс?
– Ну, ты же знаешь, я ведь выбрал тебя и твою Агашу, так что по факту мой выбор сделан.
– Ну что ж? Ждем рейтингов?
– Ждем, – и Михаил Викторович, хлопнув Дюрыгина по плечу, дружелюбно добавил: – Валера, пиплу нашему жопу в рамке покажи, он радоваться будет, а ты волнуешься – ты что, не профи? Как будто первый год на телевидении, в самом деле!
Выход в эфир первого шоу «Русский свадебный марафон» отметили банкетом. Пили всем коллективом рядом через дорогу в ресторане «Твин Пиггс». Агаша была настоящей именинницей. Михаил Викторович тоже заглянул буквально на пять минут, сказал тост, пригубил шампанского, посидел чуть-чуть для приличия и, воспользовавшись шумным костюмированным поздравлением, подготовленным коллегами из редакции другого телеканала, которое отвлекло на себя общее внимание, незаметно смылся. Пришел и Сережа Мирский.